А соблазнов было много кругом. Не говоря уже о большом богатом и веселом городе, вокруг училища располагалась целая армия поставщиков — за наличные и в кредит — «шикарных» принадлежностей юнкерского туалета; разносчиков и торговок с лотками вкусной снеди. Это были все «свои», знакомые, чуть ли не наследственные. Они сопровождали роты на стрельбы и учения, перекочевывали с нами в лагерь и, вообще, были в курсе училищных событий, принимая участие в интимной жизни юнкеров. Этих торговцев звали у нас «апостолами», иногда «шакалами» — кличка, занесенная, должно быть, из Петербурга и, право же, несправедливая: наживались они по-божески, но и выручали не раз в трудную минуту. Бывало, и бескорыстно.

Во всяком случае наши «шакалы» были ангелами по сравнению с теми поистине шакалами рафинированного европейского типа, которые позднее, в образе солидных акционерных обществ, раскидывали широко свои сети, улавливая в них неопытную молодежь. Комиссионеры разъезжали по училищам незадолго перед выпуском и предлагали юнкерам в кредит, под расписку о выплате долга после производства в офицеры, — целые библиотеки, велосипеды, драгоценные вещи и т. п. Конечно, по вздутым ценам и за лихвенные проценты. Многие юнкера поддавались искушению, обзаводились бесполезными вещами и попадали в кабалу, запутываясь впоследствии в непосильных счетах, неустойках и судебных взысканиях.

В конце концов войсковое начальство обратило внимание на чрезмерную задолженность выпускных офицеров, и военное ведомство возбудило ряд дел против мошеннических предприятий. Насколько трудною была эта борьба, свидетельствует большой процесс, возбужденный против «синдиката» киевских ростовщиков в <19>13 г. Киевская полиция направила дело их к прекращению… По настоянию военного ведомства оно, однако, возобновилось. Показания 71-го свидетеля — потерпевших, бывших юнкеров — нарисовали суду картину хищнического учета и переучета денег и вещей, доставлявших «синдикату» от 400 до 700 % прибыли. Прокурор поддерживал обвинение. Суд поставил присяжным 251 вопрос, и на все — присяжные ответили… отрицательно. Восемь ростовщиков были оправданы.

Потому ли, что в таких делах не бывает прямых улик, потому ли, что в этом случае проявилось к офицерству то своеобразное отношение «общества», которое держалось со времен первой революции…

Во всяком случае, в мое время расточительство было явлением редким. Сами же по себе условия жизни в училище отличались суровой простотой и скромностью, являясь хорошей школой для вступления в обер-офицерскую колею.

6 часов утра…

Резкий треск барабана прерывает сладкий утренний сон. Бежим в «курилку» — чистить сапоги и одежду, потом — к умывальникам. По пути — отделенная загородкой божница; перед иконами — несколько человек; только в дни экзаменов там полно молящихся, и все паникадила уставлены свечами…

Труба. Строимся. Расчет по порядку номеров — для распределения по столам. Строем — вниз, в столовую. Рвем зубами превкусный, свежий белый хлеб, и глотаем приторно-сладкий теплый чай. Потом — строем наверх. Расходимся по классам.

Казематы пусты, бродят лишь дневальные, да служители-солдаты убирают помещение. Два юнкера-лентяя не пошли в класс и прячутся между кроватей. Один досыпает, другой дочитывает увлекательный роман. Вдруг знакомые тяжелые шаги…

— Здорово, братец!

Это начальник училища, полковник Дебюк, обходит помещение и здоровается со служителем{Юнкеру говорили: «Здравствуйте, юнкер!»}. Бежать!

Юнкера бросаются в соседний каземат, но шаги их преследуют. Дальше — во вторую роту… Шаги… Дальше — гимнастический зал, глухая стена, нет выхода. Шаги приближаются к последней двери. Один из юнкеров снимает вдруг мундир, комкает и бросает на пол; схватил свободную швабру и начинает неистово тереть пол.

Входит начальник училища. Оба юнкера вытягиваются.

— Здорово, братец!

Юнкер со шваброй во всю мочь отвечает:

— Здравия желаю, ваше высокоблагородие!{Юнкера вне строя титуловали начальника по чину.}

Пронесло.

— А юнкер как тут очутился? — обратился Дебюк ко второму.

Сбивчивое объяснение, разнос, потом — арест, хорошо еще, если не «третий разряд». А вечером — веселый рассказ, прерываемый молодым сочным смехом, увенчание находчивости и… новая глава юнкерского эпоса.

В классах — тишина и порядок. Только на уроке французского языка юнкера позволяли себе некоторые вольности. При входе учителя Д. класс, как полагалось, вставал и, как вовсе не полагалось, дружно кричал:

— Здравия желаем, ваше превосходительство!

После этого юнкер-гвардеец Ильин, салютуя обнаженным тесаком, для этой цели принесенным, обращался к французу с фантастическим рапортом.

Предметы были, главным образом, специальные, дававшие знание, но не повышавшие общего образования, считавшегося законченным в среднем учебном заведении. Из общих предметов проходили Закон Божий, два иностранных языка, химию, механику, аналитику и русскую литературу. Но, по-видимому, из боязни «вредных идей» — только древнюю, которая нас, мой выпуск по крайней мере, не слишком интересовала.