– Он не мог не вернуться из леса!
– Отрезал дрожащим голосом я.

– До сих пор в Веоре его не видели, - впервые за последние минуты лицо Стяка сменилось с хмурого на печальное.
– Мы рассказали магам, где лагерь, они нашли там вампиров и убили, но Онира не было.

Маги уничтожили вампиров? Значит, с Нигизом покончено? А как же те, которых мы видели около домика лесорубов? Нет, скорее всего, Нигиз не так глуп. Он оставил в лагере пешек, посадил в освободившийся домик веорцев, возможно, зная, что я туда вернусь, и ушел их этих мест. Пешек маги и уничтожили.

"Твоя версия выглядит правдоподобной. Молодей, неплохо подумал", - похвалила Совесть.

Значит, Онира здесь нет... А лагерь вампиров все-таки мог быть разрушен, нельзя отрицать. Стяк парой фраз сделал то, чего я так старался достичь. А я потащился спасать Ктори, в мгновение ока стал разыскиваемым преступником, меня чуть не сожгли, чуть не убили ельстед, крестьяне, маги... Я сам стал убийцей. Велуд умер по моей вине. И ничто из этого нельзя вернуть: обвинений не снимут, убитых не оживить, меня не сделать человеком. Да я теперь за человека не могу считаться: Разнокровные не имеют такого права в Тарии. О Боги, придется мне повременить с жертвами. Вы не держите слова.

– Значит, я все это время зря старался спасти вас?
– Прошептал я, изо всех сил, убегающих как вода через разбитый кувшин, стараясь совладать с дрожащими губами.

Сказать, что я пал духом - значит не заметить и двух процентов моего состояния. Конечно же, с вами такого не случалось! Попробуйте хотя бы представить: вы осознаете, что потеряли все, что было хорошего в жизни, зря. Вам даже вспомнить положительные черты жизни может быть трудно, а когда их нет, то это элементарно. Если чего-то нет, начинаешь сразу уделять отсутствию внимание, возможно, от зависти.

Ктори заметила, что мне стало ну очень нехорошо, и рывком поднялась на ноги, переполошив Стяка.

– Коль ты скис, Ред, я поднимусь наверх. Вам будет что обсудить с другом. Я подожду.

– Эй, ты чего, Ред?
– Стяк подошел ко мне и сел на подлокотник.
– Не нужно так! Ты не должен волноваться, иначе превратишься и всех поубиваешь!

– Ты умеешь успокаивать, - огрызнулся я. Ему не понять! Никому не понять! Как я вообще переношу свою глупость?

– Не нужно. Не плачь, - друг положил мне руку на плечо и неловко похлопал.
– Онир найдется. Он всегда возвращался.

– Все было зря, - чуть ли не давясь от выходящих слез, предвестников зарождающейся истерики, пробулькал я. Из-за влаги в глазах комната расплылась настолько, что разобрать что-то стало невозможно. Не поднимая рук, я часто-часто заморгал, сжимая и разжимая веки посильнее. Немножко помогло, и Стяка опять стало видно, но как будто через неровное, хоть и чистое, стекло или небольшой водопад.

– Мы вместе. Это уже что-то! Вместе справимся!
– сказал он.

"Врет он все. Предаст, как Франьен. Убей его и убегай с Ктори!" - Недоверчиво зашипела Совесть. Ее злобный голос звучал как звук тишины внутри большой морской раковины и вторгался в мысли почти незаметно.

Ведь правда! Что мешает Стяку сдать меня? Он сейчас вполне может просто-напросто тянуть время! Плевать, что он не выходил! Ведь, скорее всего, знает способ незаметно подозвать подмогу!

"Ну что, доверие осталось?" - Продолжал шипеть злой голос.

– Какое там доверие...

Предатель услышал эти слова:

– Ты прав. Как можно доверять этой девчонке? Я не верю ей. Она злая, это видно.

– Добрее тебя, - прорычал я.

Это заявление, казалось, удивило Стяка. Он недоверчиво повернулся ко мне левым ухом, как будто чтобы лучше слышать, и соврал:

– Ред, я за тебя беспокоюсь. Ты ведь не изменился после заражения?

Что он знает! Что этот дурак может понять о боли, о страхе превращения и потери контроля, об отсутствии воспоминаний о времени, проведенном в шкуре хищника? Где бегал? Сколько убил? Где сейчас?

А почему, собственно, я взъелся на Стяка? Ведь он ничего еще не сделал. Пусть насупился, но не глядит на меня со страхом, как это делал Франьен.

Моя рука сжалась в кулак и опустилась, не успев добраться до горла друга.

"Может, эта мысль была лишней. Но я крепчаю", - очень довольно прокомментировала случившееся Совесть.