Мама кивнула. Вскинула голову, посмотрела на меня предупреждающе, словно молила быть хорошей девочкой. Я постаралась, даже тему про «чморилло» развивать не стала, только попросила:

— Ма-а-ам, не томи. Давай выкладывай все как есть.

— Я так и рассказываю, — тяжелый вздох. — Тебе уже восемнадцать, Киренок, и потому твой отец прибыл, чтобы… По нашим законам каган Шатар может забрать тебя.

Повернув голову, окинула недоверчивым взглядом этого самого кагана Шатара. Тот и вовсе не сводил с меня нехорошего такого, пристального взгляда. Не удержалась, продемонстрировала мужику язык и снова повернулась к мамочке.

— Когда тебе было два годика, началась война, — мама запнулась, явно опуская какие-то «милые» подробности, — каган укрыл свою Единственную и ее дочь среди скал, а мы с тобой покинули Иристан и скрылись на Гиерме.

И все бы ничего, но этот самый Гиерм расположен на расстоянии сорока световых лет от собственно Гаэры, на которой мы проживаем. Любопытно. Очень. Однако я молча жду продолжения.

— Я сохраняла имя, гражданство и получала… — мама вновь запнулась.

— Деньги, — догадалась я.

— Так было, ибо недостойная мне жена. Ты дочь, — вмешался наш суровый воин. — Но время истекло, победа была одержана, а недостойная не возвратилась.

Смотрю на его гневный взгляд и мамину опущенную голову, и тут до меня дошло:

— Мамочка, ты сбежала?

Кивок.

— И спасла меня?

Она снова кивнула, глаза полные слез.

— Мамочка, я тебя так люблю! — У меня у самой слезы на глазах. — И ты самая лучшая на свете!

А потом до меня дошел смысл слова «единственная».

— Так, я не поняла, — сажусь ровнее, — что значит «каган укрыл свою Единственную среди скал»?

Вперив суровый взгляд в воина, жду ответа. От него жду!

А ответила мама:

— Я вторая жена, а всего… семь жен. Мы жили и пользовались покровительством великого хассара, мы рожали детей, а потом… он… полюбил женщину и назвал ее… Единственной.

— Короче, забил на весь свой гарем! — Вот какие я выводы умею делать!

— Да, — прошептала мама. — Но к тому времени я была беременна и потому осталась в доме хассара. Ты родилась лишь на месяц ранее его дочери от… Единственной, но твой отец… — мама вскинула голову, впервые позволив себе проявить ненависть, — твой отец даже не пришел взглянуть на тебя!

Вот как! Это значит, появилась любимая жена — и остальные уже не нужны, и дети от них тоже не нужны.

— Адалин получала все — внимание, ласку, любовь… а ты привязанным щенком бегала за отцом, чтобы услышать лишь обращенное ко мне: «Женщина, забери свою дочь!»

И где смирение и покорность? Где слезы? Вот теперь узнаю свою мамочку — спина прямая, лицо уверенное, зеленые глаза едва ли не мерцают, на губах чуть презрительная усмешка.

Короче, правильную характеристику я дала папику — урод!

Но тут воин выдал насмешливое:

— Интересная… версия событий.

И мама вновь опустила голову.

Да уж, все интереснее и интереснее.

— А дальше? — потребовала я, интересно все же.

И мамочка продолжила:

— Мы жили на Гиерме… Когда тебе исполнилось пять, хассар приказал возвращаться на Иристан… Но я приняла другое решение.

Мама вскинула голову и теперь гневно смотрела на отца, потому что теперь ее вопросы были явно обращены к нему:

— Зачем нелюбимая дочь отцу, который ни разу не поднял ее на руки? Зачем такая жизнь моей единственной дочери? Я нарушила твой приказ! Я недостойная, но… но у моей дочери было счастливое детство, от нее не отмахивались, как от надоедливой мухи!

Да уж, умеет мамочка поставить вопрос ребром. Уважаю.

— Непозволительно женщине задавать вопросы, — было единственной репликой отца.

— Короче, «закрой рот, женщина, ты для меня слишком умная», — подытожила я.

Стоит ли говорить, что я мгновенно удостоилась мрачного взгляда папандра?

— На правду не обижаются, — буркнула банальное.

Мы немного помолчали, потом я решилась спросить:

— А я женщина?

Отец удивленно моргнул.

— Ага, значит, нет. Так, тогда мой вопрос: зачем я вам, батенька?

Великий воин величественно ответил:

— Место дочери рядом с отцом.

Ой ли? Прищурив глаза, смотрю на папика и понимаю — не так все просто! Короче, спросим у тех, кто тут умнее.

Поворачиваюсь к маме:

— Ма-а-ам, а чего ему сейчас надо, а? Ибо есть у меня ощущение, что, если бы он сильно хотел, нашел бы нас раньше!

Мамочка встала, прошла через всю комнату, остановилась у окна… Она явно что-то хотела мне сказать, но опасалась. И, вспомнив ее израненную спину, я понимала обоснованность опасений. Так, попробуем иначе.