Ст. 20. Здесь должно обратить внимание на то, что номадизм, пастушеский кочевой образ жизни, и земледелие (Быт. 4, 2) возникают одновременно, а не последовательно, как хотят нас уверить ученые в обычных, лживых и извращенных, курсах по истории культуры10.

Ст. 21. Установившаяся в городе сытая, привольная жизнь потребовала дополнительных усовершенствований. Из них первой появилась музыка. Слово Божие не скрыло от человечества имени первого композитора и изобретателя музыкальных инструментов, струнных и духовых. Иувал — человек, поистине гениальный, потому что объял все стороны музыкального искусства, — все-таки принадлежал к каинитам, и, следовательно, характер его музыки был чувственный.

Ст. 22. Чтобы ковать железо, надо его еще выделить из руды, обработав ее. В этом сказался гений Тувалкаина. Появились, таким образом, вещи домашнего обихода. Жизнь стала сложнее, «культурнее». Если же с этим сопоставить особый, воинственный и приподнятый, оттенок песни Ла-меха (см. ниже), этого профессионального убийцы и разбойника, то, безусловно, придется заключить, что предметы, вышедшие из первой кузницы Тувалкаина были далеко не

– 12-

всегда мирного свойства. Орудия войны — вот что привело в восхищение его кровожадного отца, когда тот увидел все практические выгоды и преимущества их в деле истребления людей пред прежними неуклюжими изделиями такого рода. В результате первого усовершенствования оружия война стала жесточе и кровопролитнее. С тех пор каждый вносил свою долю в совершенствование братоубийственных орудий, появились газы, разрывные пули, танки и прочее, и трудно представить, до каких еще смертоносных изобретений додумаются продолжатели дела Ламеховой семьи!..

«...И сестра Тувалкаина Ноема». Что это за выражение священного автора, как будто только начатое и неожиданно оборванное? Чем она так отличилась, что о ней упомянули в Писании, где ценится каждое слово и нет ни одной лишней буквы? Ноема значит «прелестная»... Почему же дальше о ней ничего не говорится? Потому что и говорить не стоит. Все уже обозначено в одном имени ее. Ведь и про жен Ламеховых так же было лишь упомянуто? Однако есть и разница. Красота Ноемы была исключительная, она ослепляла людей, и Ноема пользовалась этим, она — продавала ее. Намек на такое понимание дела можно вычитать между строк у св. Иоанна Златоуста11. Таким образом, первобытное человечество в погоне за «культурными» удовольствиями спустилось ниже еще на одну ступень.

Кстати, интересна одна подробность. Некоторые толкователи приписывают Ноеме изобретение ткацкого искусства и выделки материи. Для блуднического ее ремесла это, конечно, было необходимо.

Так первая проституция вызвала к жизни свою непременную спутницу — первую моду.

Ст. 23. Слова Ламеха, обращенные к своим женам, представляют в подлиннике самый древний поэтический отрывок в Библии. И все равно, как их ни понимать — являются ли они сознанием со стороны Ламеха чудовищности (даже в сравнении с самим Каином) своих преступлений, достойных величайшего отмщения, как думают святые отцы Церкви12, или представляют только воинственную «песнь меча», в которой кровожадный каинит, потрясая со злорадством новоизобретенным оружием, выказывает все свое презрение к врагам, теперь уже не имеющим сил противостоять ему, как думают новейшие комментаторы Библии,

– 13— все равно, как бы ни понимать эту песню (или национальный каинитский гимн), она показывает, что начало культуры, представляющей собой подлинное царство сатаны, согласуется с ее концом13.

Ст. 26. Наоборот, сифиты являются наследниками Царства Божьего. Насколько каиниты похотливы, сластолюбивы, кровожадны, нерелигиозны, настолько эти целомудренны, воздержанны, кротки, благочестивы. Все их помыслы — в Боге, все их заботы — как бы лучше угодить и послужить Ему. И они развивают богослужебный чин и углубляют самый образ молитвы. Еврейский подлинник, говорящий, что они стали первыми призывать имя Иеговы (которое LXX переводят обычно словом Кирю<;, Господь, и под которым разумеется, в Библии в особенности, Второе Лицо Св. Троицы, Господь Иисус Христос, Единородный Сын Божий, и до своего воплощения действовавший в Ветхом Завете), намекает на подвижнический образ жизни сифитов. Они занимались так называемым «внутренним деланием», нынешней Иисусовой молитвой. Вся разница была только в том, что тогда произносили эту молитву с верою в Грядущего (а не уже Пришедшего) Спасителя, Мессию, и не упоминали Его настоящего имени.

Но что самое главное, имя Божие14, и притом в святейшей форме Иеговы, постоянно поминалось. Эта-то непрестанная молитва (а не внешнее законническое делание) и произвела то, что один из сифитов — величайший монах и христианин до христианства — настолько очистился от страстей и утончил свою плоть, что Бог живым переселил (Евр. 11, 5: ^exeG^Kev) его из здешнего мира (Быт. 5, 24).

«И ходил Енох пред Богом — П’П^П'ЛК» (Быт. 5, 24). Последние слова Священное Писание употребляет в отношении еще только одного достойного патриарха — великого Ноя (Быт. 6, 9). Еврейское выражение эт — кхаэлокхим, «с Богом», особенно точно указывает на мистическое единение Еноха с Богом в приснодвижимой умно-сердечной молитве. Самое его имя заставляет заключить это, ибо Енох |ТЛП, Ханох: от глагола рП, ханах — вперять, запечатлеть в памяти, упражнять) должно означать человека, который «вперил» весь свой ум в Бога, «запечатлел» в сердце Его святейшее Имя и заповеди, «упражняется» и непрестанно поучается в молитве («памяти Божией», как выразился бы -14-

здесь глубоко и точно преп. авва Дорофей)15. Чрез это Енох сделался весь «освященным», «обновленным» (иное значение глагола ханах) и, насколько то возможно было, приблизился к новозаветным понятиям (2 Кор. 5, 17).

Так с первых дней своего существования люди пошли двумя путями — путем жизни и путем смерти; путями, такими непохожими один на другой и расходящимися все более и более в противоположные стороны с течением времени. Сам Христос указал на них и предостерег Своих последователей, чтобы последние не сбивались с истинного пути на ложный (Мф. 7, 13-14; Лк. 13, 24).

В субъективном смысле мир есть наши страсти, проявляющиеся в различных формах жизни и взаимоотношений людей, — но страсти, взятые в своей совокупности. «Когда вообще хотим наименовать страсти, — говорит св. Исаак Сирин16, — называем их миром; а когда хотим различать их по различию наименований их, называем их страстями».

Таким образом, не самые вещи мира есть зло, а соответствующее отношение к ним, не самые произведения культуры, а «дух» ее. А вещи что? Ничто; они бездушны.