Шрифт:
– Почему?!
00:04
…раз ты просишь…
В ночи под звездами Артур улыбнулся медбрату. Ты сломал мне бедро? Радуйся. Но сейчас у тебя заняты руки. Переворот, всем телом, с упором на здоровую ногу. Бедро взорвалось адской болью, когда Артур оказался сверху. Лопатки соперника впечатались в ковер.
– Держи, брат! Не отпускай!
– Не отпущу, – согласился Артур.
Или только подумал?
Лицо медбрата побагровело. Артур не душил его. Знал: удушающие – запрещены. Пусть на этом стадионе пахнет коньяком, пусть нет судьи – правила есть правила. Он просто держал, обхватив соперника, сдавив подреберья ногами, сломанной и здоровой, не давая как следует вдохнуть.
– Почему?!
Артур держал. Молчал.
– Почему?..
И еле слышно, задыхаясь:
– Отпусти меня…
– Хорошо, – согласился Артур. – Раз ты просишь.
01:01
…дети выросли…
– ГОРЕ ТЕБЕ, РАБ НЕПОКОРНЫЙ, ЖЕСТОКОВЫЙНЫЙ!..
Золото хлебного поля – от горизонта до горизонта. Пыль узкого проселка. Звон летнего зноя.
– ИСТИННО ГОВОРЮ: ПРОКЛЯНЕШЬ ЧАС РОЖДЕНИЯ СВОЕГО!..
По проселку идут трое. Шагают, не торопясь, но и не мешкая: парень в джинсовом костюме и кепке с длинным козырьком, широкоплечий подросток в школьной форме (плоские желтые пуговицы, уродливый воротник) – и мальчишка лет семи: темноволосый, гибкий, черноглазый.
– ВЗЯЛ ТЫ НА СВОИ РАМЕНА БРЕМЯ ТЯЖКОЕ! НЕ УНЕСТИ ДАЛЕКО!..
Парень и подросток ведут беседу. Говорят спокойно, не повышая голоса. Мальчишке скучно. Он то и дело срывается на быстрый шаг, обгоняет, нетерпеливо оборачивается.
А из глубин бирюзового омута гремит:
– ОТНЫНЕ ИХ ГРЕХ ТВОИМ ГРЕХОМ БУДЕТ…
Подросток и мальчик ничего не слышат. Парень в кепке слышит, но пропускает мимо ушей. Так его ученики, бывает, на уроке слушают выговор строгого учителя. Гремит? Пусть себе гремит.
– ЗА ГРЕХИ ИХ НА СУДЕ ОТВЕТ ДАШЬ…
– А что там, за полем, Сан Петрович? – подросток машет рукой вдаль. Рука бугрится мускулами: грузчику впору. – Очень узнать хочется, да.
Парень щелкает пальцами по козырьку кепки:
– Не спеши, Чисоев. Поле еще перейти надо. Видишь, какое большое, шагать и шагать! А что там… Не знаю.
– Вы? – сомневается подросток. – Не знаете?
– Я не знаю. Ты даже не представляешь, Чисоев, сколько я не знаю!
Он смеется:
– Поглядим, авось не испугаемся!
Услышав последние слова, мальчишка подпрыгивает от возмущения:
– А я не боюсь! Мы с братом никого не боимся!
Парень подмигивает хвастуну:
– Завидую тебе, Артур. Лично я много чего боюсь. Дантиста, например. Боюсь, а иду…
– ГОРДЫНЯ! – гремит сверху. – ИСТИННО ГОВОРЮ ТЕБЕ…
Что именно, остается загадкой. Гром рассыпается мелким кашлем:
– ЭЙ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? ЗНАЕШЬ, НЕ СЛИШКОМ ВЕЖЛИВО С ТВОЕЙ СТОРОНЫ…
– Сан Петрович! – подросток с удивлением запрокидывает голову. – Там, наверху! Гроза, что ли?
– НЕ ХОЧЕШЬ ПУГАТЬ ДЕТЕЙ, ТАК ХОТЬ РУКОЙ ПОМАШИ…
Парень ловит зрачками густую синеву:
– Слышу, Шамиль. Наверное, самолет. Звуковой барьер переходит… Перегрузки, жуткое дело!
Он срывает с головы кепку, машет, рассекая горячий воздух:
– Счастливого полета!
Хлопает спутника по плечу:
– Трудная у него служба. Иногда задумаешься, и оторопь берет. В небе еще ничего, а как вниз поглядишь!..
– Эй! Ты меня слышишь?
Александр Петрович не слишком надеялся на ответ. Сон есть сон, здесь свои законы. Улыбался, глядел сверху, из синей бездны небес – на хлебное поле. С высоты прожитых лет – на себя давнего, молодого разлива. Это свойственно возрасту: разговаривать с самим собой. Иные считают такое мудростью. Иные – маразмом.
– Знаешь, не слишком вежливо с твоей стороны…
И с моей, решил он, тоже. Прыгай, обезьянка! Сколько раз Александр Петрович повторял в мыслях эти слова, глядя на школьников, разыгравшихся к концу большой перемены. Без насмешки, без желания обидеть – от всей души завидуя умению прыгать, забыв о контрольной по географии, о том, что Волга впадает в Каспийское море, и скачи теннисным мячиком или лежи пластом, а впадает, и баста.
– Не хочешь пугать детей, так хоть рукой помаши!
В ответ кепка рассекла звенящий зной: