"Да не на мнозе удаляйся общения Твоего, от мысленнаго волка звероуловлен буду."

Полежал немного, встал, тулуп натянул, добрался по Сугробам через лес до кольцевой дороги (жил я тогда у друга в Лианозове) — а оттуда — в Пушкино.

Приехал — в церкви тихо, светло, хор поёт:"И вожделенное отечество подаждь ми..."

Ужас наваждения отступил.

Крестил меня отец Александр тайно, в канун Нового, 1976 года.

— Повторяйте за мной: "Отрицаюся тебе, сатано, и всех дел твоих..."

— Отрицаюся...

Он повесил мне на шею большой медный крест.

Купол неба и чаша земли. Священник поднимает чашу к куполу храма. Храм — надёжное место, где мы под охраной (Божией).

Было в Мене что-то царское — великодушие, изысканность, аристократизм, который виден всегда.

Не от семени ли Давида-царя шёл его род? Вполне возможно. Евангелие от Матфея не случайно начинается родословием Иисуса, который был — Царь Иудейский по праву, а в Богосыновстве Своём — Царь царей.

— Раньше в Золотую Орду ездили, — говаривал старец Иоанн, — а теперь и ездить никуда не надо — кругом Орда...

Был он ласковый, светлый, и келья была чистенькая, с кружавчиками, салфетками. На стене висела вправленная в застеклённую рамку грамотка о том, что отец Иоанн Крестьянкин — святой старец, за подписью патриарха и с круглой печатью.

Отец Адриан был бесогон — то есть он изгонял из людей бесов. Сперва он служил в Загорске, но когда изгнал беса из кого-то из работников аппарата ЦК, его убрали подальше от Москвы, в Печоры. Он жил в одной келье с бесноватыми. Бесы его боялись панически и пищали при его появлении.

Отец Ефрем был буйный, угрюмый интеллигент. На полу его кельи валялись пыльные книги, пластинки, в угол стола была сдвинута старинная пишущая машинка — по ночам он тайно кропал стихи. Репутация у него была гуляки и забулдыги.

Ещё там был отец Варнава — отец-эконом, за мрачность нрава прозванный Вараввой.

Отец Дамаскин — невыспавшийся, прянично-румяный, ходил по коридору, пил из ведра брусничный квас и убеждал всех приезжих оставаться жить в монастыре.

Отец Рафаил, прозрачный, как пламя восковой свечи, проповедовал в нелюдном храме:

— Ведь какую любовь, братие, даровал нам Господь...

(Это была его первая служба.)

Отец Алипий, выйдя на балкон, в полевой бинокль оглядывал своё царство.

Отец Рафаил (Борис Огородников) до монастыря был крупным комсомольским деятелем в каком-то московском институте. Когда он уверовал, вожди комсомола получили от партии задание — вернуть его в свои ряды. Те принялись за дело. Сперва зазвали Огородникова на Останкинскую телебашню — в высотный ресторан "Седьмое небо": смотри, дескать, как разумен и могуч человек! Но доказать, что Бога нет, так и не смогли.

Тогда спустились с ним под землю — на строительство станции метро "Марксистская": можешь, мол, сам убедиться — нет в преисподней ни сковородок, ни чертей! Но и тут вера Бориса не поколебалась.

Делать нечего: пригласили его молодёжные начальники на Красную площадь, в тайная тайных — сверхсекретный спецотдел ГУМа на четвёртом этаже — только для своих, где продаётся всякий импортный дефицит за полцены: выбирай, что душе угодно! Но Рафаил перед соблазном устоял и уехал в Печоры.

Отец Алипий отличался солдатской прямотой. Когда примкнувший к нам по дороге хиппарь Вася из военного городка попросил принять его в монастырь, наместник спросил:

— А зачем вам в монастырь?

— Хочу уединиться, — признался Вася.

— Дома уединяйтесь, — неласково порекомендовал отец Алипий.

В войну он был офицером, дослужился до полковника. В сорок первом году его часть попала в окружение. Долго бродили они, голодные, раненые, с последними патронами, без медикаментов, по лесам и болотам, хоронясь от вражеских войск. И вот как-то ночью, когда пришло отчаяние, явилась ему Богородица и сказала:

— Ступайте за мной, я вас отведу к своим. И перевела их через немецкие траншеи. А немцы спали.

Когда война кончилась, он постригся в монахи и под именем Алипия стал жить в Троице-Сергиевой лавре. А тут умирает старый наместник Псково-Печорского монастыря и завещает, чтобы его преемником был ни кто иной, как отец Алипий из Загорска (видимо, знал его или слышал о нем). Трижды являлись к отцу Алипию с предложением принять монастырь, и трижды он отвечал отказом, желая остаться в простом монашеском звании. Тогда последовал приказ, и отец Алипий из послушания поехал в Печоры наместником. Приехал, а ему сообщают, что власти монастырь хотят закрыть и даже все бумаги для этого приготовлены. Отец Алипий распорядился ворота монастыря запереть, а бумаги сжечь.