Шрифт:
Рассказал бы про гномов – да все равно не поверят. А Микас – пожалуйте, мол, все в живой уголок, полюбуйтесь на лисят… И Гедрюс вздохнул, да так, что Расяле удивленно спросила:
– Что с тобой? Ты что вздыхаешь?
– Ничего. Просто так… Не знаешь, Расяле, где сейчас наши гномы?
– В лесу трудятся. Я тут подосиновик нашла – красный-красный, наверно, только покрасили.
– Давненько они нам не показываются… – снова вздохнул Гедрюс.
– Может, потому, что мы нехорошие? Я такая злая стала, ну просто злюка! Даже зло берет…
– А почему?
– А потому! Ничего мне не покупают! Ни формы, ни пор-р-феля…
– А ты бы гномов разыскала. Тебе же грустно будет дома сидеть, когда я в школу пойду.
– Может, и я уже с ними играть не буду…
– А с кем ты будешь играть?
– Не знаю… Может, заболею… Хорошо бы опять в больницу!..
Они вспомнили про доктора Альсейку, потом про дедушку – поговорили, как давным-давно не разговаривали, и им стало веселей.
На тропинке, которая извивалась по берегу озера, Расяле вдруг прислушалась.
– Дятел! – сказал Гедрюс.
– Послушай! – шепнула Расяле. – Гномы поют!.. Слышишь?
Стук да стук! То дятел лихо
Все стучит то там, то тут.
А дятлята и дятлиха
Червяка на завтрак ждут.
– Теперь и я слышу… – сказал Гедрюс, хотя слышать никак не мог, потому что в голове у него ворочалась только одна мысль: «Надо бы хоть парочку гномов поймать и запереть в какой-нибудь коробке. Вот это будет добыча! хотите полюбоваться – вот вам мои очки. Не каждому буду показывать, разумеется… Джим пускай своими лисятами любуется. А вот Януте…»
– Они, наверно, подосиновики красят! – обрадовалась Расяле. – Давай завтра сюда с корзиной придем, ладно?
Но Гедрюс ничего не слышал. Даже под ноги не смотрел и больно ушиб палец. Все думал про гномов, и наконец, придумал: проще всего поймать их сачком, который привезла Януте, чтоб ловить бабочек. Завтра же он сходит к ней и попросит на денек-другой…
КАК СКОРЕЕ ВЫРАСТИ
Расяле смотрела на дымящуюся кашу со шкварками и, засунув ложку в рот, раздумывала.
– Почему ты не ешь, Расяле? – спросила мама.
Та вздохнула и стукнула ложкой по столу:
– И я пойду в школу, вот!
– Когда? Зачем? – не понял папа.
– В школу!.. Читать буду, писать. Гедрюс пойдет, и я с ним.
– Ты еще маленькая, Расяле. Еще годик побегай на воле, поиграй.
– А с кем? Гедрюс уходит, все уходят… И Януте вот тоже в школу пойдет. Говорила, и пор-р-фель у нее есть, и форма.
Она хотела что-то добавить, но почувствовала: еще одно слово скажет и расплачется.
– Януте же старше тебя. У нее уже и зуб выпал.
– А я зато толще! – воскликнула Расяле и разревелась,
– Толще, но глупее, – сердито сказал папа. Он не любил слез, особенно за столом.
Расяле прикусила губу, слезла со стула и выбежала во двор. Огляделась сквозь слезы: кому бы пожаловаться. Увидела Кудлатика, который вылез из конуры, потянулся и завилял хвостом. Без слов, но всеми доступными собаке способами он ластился к Расяле и уверял ее: кто-кто, а я тебе верный друг, всегда готов утешить и развеселить.
Пока они беседовали, пришла мама и принесла Кудлатику остывшую кашу.
– Если не будешь есть, никогда не вырастешь! – сказала она Расяле. – Сходи, вымой ноги, и спать. Завтра все обсудим.
Расяле легла, но еще долго вздыхала и дергала свой зуб. Зря, конечно, отказалась она от каши: теперь ужасно хотелось чего-нибудь пожевать, а проголодавшись, Расяле всегда чувствовала себя какой-то маленькой.
«С завтрашнего утра, – решила она, – буду есть все, что дадут, и еще немножко. Возьму сушеный сыр и буду его грызть, чтобы зубы побыстрей выпали».
И вдруг она толкнула языком, а он – пырсть! – и выскочил, словно орех из кожурки. «Проглотить или выплюнуть? – задумалась Расяле. – В больницу или в школу? Эх, лучше в школу! Там и Микас с Гедрюсом, там живой уголок… Интересно, что сейчас поделывают лисята?»
Расяле открывает одну белую дверь, открывает вторую… Слышно, как Гедрюс за стеной отвечает урок. За железной решетчатой дверью грустно беседуют птицы, вздыхают и скулят пойманные зверьки. К счастью, решетчатая дверь не заперта. Едва Расяле вошла, как со всех сторон из клеток и ящиков завизжали, запищали, засвиристели и истошными голосами закричали звери и птицы. В огромной бутыли из зеленого стекла извивался узорчатый уж, он все старался вытолкнуть своей крохотной головкой большую пробку. На деревянной клетке с тощими лисятами сидела привязанная за ногу сова. Она открыла глазищи и крикнула: