И если относительно мотивов убийства можно было сделать хоть какие-то предположения, то вопросы о киллере вызывали лишь недоуменное пожатие плеч.

Вячеслав Аркадьевич Мал одоел кашу и отодвинул тарелку. Честно говоря, кашу он терпеть не мог. Любую. Но года полтора назад ему пришлось обратиться в клинику по поводу резких болей в желудке. Диагноз был не слишком страшным, хотя и приятным его никто не назвал бы. Язва. Гастроэнтеролог, профессор, светило российского масштаба, мило улыбался, заглядывая в окуляр гастроскопа, пока лежащий на кушетке Вячеслав Аркадьевич позорно давился трубкой-зондом. Чувствовал себя Мал ов этот момент, как проститутка на братковском «субботнике», и готов был задушить профессора собственными руками. Профессор осуждающе качал головой: «Совсем вы, голубчик, свой желудочек укатали. Должно быть, остренькое любите кушать? Копчененькое?» Вячеслав Аркадьевич только мычал немо и страдальчески жмурился. Лицо его было пунцовым, а по бульдожьим щекам текли ручейки пота. «Напрасно, голубчик, совершенно напрасно вы не щадите собственный организм. Вот вам и результат. Хотя, если вы, голубчик, будете относиться к своей язве с уваженьицем, то и она не станет вас донимать, — с мягкой улыбкой сообщило медицинское светило. — Разумеется, вашу язву можно удалить хирургическим путем, но…»

«Но» было явно лишним. Вячеслав Аркадьевич не признавал хирургического пути, кроме разве что самых экстремальных случаев.

С другой стороны, он не собирался прислушиваться к советам какого-то коновала. Месяц еще ему удавалось пить и есть в свое удовольствие, пока очередной приступ не скрутил его с такой силой, что Вячеслав Аркадьевич грешным делом решил: все, каюк, допрыгался.

Зато теперь каждое утро он начинал с большой тарелки геркулесовой каши и стакана молока. И ничего. Привык. Даже морщиться перестал.

Сейчас Мал оотодвинул тарелку, залпом допил молоко и потянулся за сигаретой. Отсутствие в меню жареного, равно как перченого, копченого, соленого и прочего вкусного, раздражало, особенно по утрам, но… Чего не сделаешь ради себя, любимого?

Тем не менее сегодня вечером Вячеслав Аркадьевич планировал нарушить профессорский запрет, причем нарушить усердно и от души. Не каждый ведь день дети женятся? А что может быть постыднее и пошлее, чем жрать на свадьбе собственного сына кашу?

— Слава! — Света — жена Вячеслава Аркадьевича, тридцатидвухлетняя, ухоженная, невероятно красивая женщина, — покончила с фруктовым салатом и взяла с тарелки гренку, запивая ее апельсиновым соком. — Мы с Димочкой вчера заезжали в «Пассаж»…

Света улыбнулась. Пожалуй, подумал Вячеслав Аркадьевич, она слишком хороша для меня. Слишком. Он, пятидесятилетний, квадратный, могучий. Тело его напоминало мешок, под завязку набитый булыжниками. Кряжистый, с неимоверно широкой, хотя и чуть обрюзглой шеей, Вячеслав Аркадьевич производил впечатление человека-горы. Как будто Аю-Даг вдруг снялся со своего исторического места и заявился в Москву, где его экипировали по последнему писку «новорусских» цен.

Семья Мал опредставляла собой обоюдовыгодный контракт. Света знала, сколько стоила, а еще знала, что есть человек, готовый платить за красоту. Ее устраивало существующее положение вещей, и до тех пор, пока в жизни Вячеслава Аркадьевича не произошло катастрофических перемен к худшему, ей можно было доверять.

Наличие у Вячеслава Аркадьевича двух детей от первого брака — сыновей Степана и Дмитрия — не являлось для Светы сколь-нибудь решающим фактором. Она прохладно здоровалась с вечно замкнутым двадцатитрехлетним Степой и улыбчиво с деликатным девятнадцатилетним Дмитрием, которого называла не иначе как Димочкой. Диме Светлана нравилась, и постепенно между ними установились вполне дружеские отношения. Степан же мачеху ненавидел тихой и искренней ненавистью.

— Сколько? — спросил Вячеслав Аркадьевич, вытирая губы салфеткой.

— Двенадцать, — спокойно ответила Света.

— И на что нынче такие цены?

— На шубы, милый.

— Они эти шубы золотыми нитками, что ли, сшивают? — удивился Вячеслав Аркадьевич.

Шубы были слабостью Светы. Впрочем, Вячеслав Аркадьевич мог себе это позволить.

— Милый, ты отстал от жизни, — спокойно ответила женщина. — Это почти даром!

— Для кого даром? — Мал оподнялся, тяжело вышел в кабинет. Из встроенного в стену сейфа он достал пухлую пачку денег. Добавил недостающее из бумажника, вернулся в гостиную. — В стране полная… А у них цены растут. Что делается? — спросил словно бы сам себя, кладя банкноты на стол. — Почему ты не пользуешься кредитными картами?

Света пожала плечами.

— Какая разница? — И, пожалуй, была права. Лишний раз светиться перед властями с внушительными покупками уж совсем ни к чему. Она осторожно промокнула губы, поднялась из-за стола, взяла деньги, небрежно сунула в сумочку. — Я побежала, милый.

Наклонилась, коснулась дряблой щеки мужа краешком губ, стараясь не смазать помаду. На Вячеслава Аркадьевича пахнуло изысканным ароматом духов.

— Подожди, — поднял руку он. — Вадик тебя отвезет.

— Спасибо, но я тороплюсь, — Света взглянула на часы. — Мне в кучу мест нужно успеть. Сперва в клуб, потом в салон, потом еще с подарком новобрачным возиться…

— Я уже купил Димке подарок, — заметил Вячеслав Аркадьевич.

— Это ТВОЙ подарок. А я хочу сделать СВОЙ.

— Я уже купил подарок, — повторил Мал о.

— Хорошо, — согласилась Светлана. Как хочешь.

Димочка женится. Это знали не только все родственники, но и друзья, и друзья друзей, и ребята в бригаде. В пять свадьба… Нет, венчание тоже состоится — куда ж по нынешним временам без него? — но это завтра, а сегодня ЗАГС и шикарное застолье в банкетном зале элитного пансионата «Сосновый бор».