— А что, денег у тебя много? Тут знаешь, сколько ломят за подъём!

— Денег мало — но уж как-нибудь. Уговорим!

— Ну-ну…

Не первый и не второй, но третий водитель согласился подбросить бесплатно до верха. Взамен я лучезарно улыбалась, хлопала ресницами и задавала наивные вопросы. Но вот и верх. Кок-Тюбе — рай для интуристов. Тут тебе и горы, и зоопарк, и сувениры, и даже «ливерпульская четверка» — уникальная скульптурная группа «Биттлз» со скамейкой, установленная разбогатевшими алматинскими битломанами. Пока мы шли, разыскивая родственника Саны, она хмыкнула:

— Насобачилась ты, однако, нахаляву ездить!

— Это — в первый раз. Чего не сделаешь ради подруги!

— Но это же ты устала!

— Ах, ну да… Вот! Я — сама себе лучшая подруга!

— А можно, потом буду идти я? — как-то совсем не в ее стиле, по-детски спросила Оксана.

— Еще бы! — и после паузы я все же решилась:

— Сана… а ты, наверное, сбежала, да?

Она отчеканила:

— Не сбежала. Ушла. Потому что стало лучше. А хуже мне уже не будет. И закрыли тему!

Помолчали. Вокруг было прекрасно! Сходили с ума от невозможности сфотографировать все и сразу восторженные иностранцы, какой-то араб устроил фотоохоту на меня: «О-o, Казакистан бьютифул герл!»

— А вон и мой глубокоуважаемый единственный сохранившийся родственник. Хотя, если смотреть фактам в лицо, не так уж он и сохранился… — торжественно провозгласила Сана. Потянуло таким памятным мне дымком одраспана.

— Салам пополам, Айдос Октябрьханович! — подошла она к маленькому горбатому дедку, продававшему нелепые сувениры и картинки. Старичок резво оглянулся. Потянуло перегаром и табаком.

— А-а, Оксанка моя пришёл! Опять сбежал?

— Отпустили меня!

— Ай, молодец, ай, умница, насквозь прошла! Совсем отпустило?

— Конечно, совсем! Знакомься — это Мира, моя подруга!

Старичок глянул на мое лицо и поцокал языком:

— Ой, ой, какая красавица! Ну-ка, дай, красавица, ручку! Он взял своими птичьими лапками мою ладонь, но не линии стал разглядывать на ней, а посмотрел мне в глаза.

— Не опускай взгляд, девочка. Смело смотри на людей. Твой путь — безупречность.

— Как это?

— Иногда Всевышний даёт нам все дары — красоту, ум, прекрасную душу — но в ответ требует безупречности. Такой человек не имеет права быть плохим — да будет жестоко покаран — намного сильнее, чем тот, кто несовершенен. Помни.

Глаза у старичка были такими ясными, а голос — проникновенным, что я невольно подумала: неужели такой светлый человек мог сидеть в тюрьме, как Сана говорила? Или вот — пьет? Словно услышав эти мысли, он в секунду преобразился. Плотоядно погладив мою руку, развязно произнес:

— А какая сладкая ты будешь женщина!

Я отпрянула. Старичок засмеялся и сунул в рот зубочистку. Взгляд его, вместо мирного и мудрого, стал циничным, брови встопорщились. Передо мной сидел совершенно другой человек — опасный и неприятный. Но на секунду в его глазах, как солнце из-за туч, проступила уже виденная мною ясность:

— Запомнила? Безупречность!

И он отвернулся от нас, начав на каком-то неизвестном языке болтать с туристом. Сана шепнула:

— Пойдем. Видишь, лыка не вяжет.

Да-а, встреча с художником не состоялась. Да и был ли этот странный старичок художником? Вряд ли… Но зато я узнала, кажется, что-то очень важное для себя.

БЕЗУПРЕЧНОСТЬ…

И все встало на свои места. Я вдруг увидела всю цепочку событий, которые привели меня сюда. И то, из-за чего я мучилась, и то, почему это произошло — с самого начала, с первого сентября. Всего одно слово — «безупречность» — стало ключом ко всей моей истории. К тому, что сначала со мной «случалось», а потом — к тому, что я делала и создавала сама. Вот и все. Так удивительно просто и хорошо.

Вокруг сияло красотой начало дня. Опять горы, и зеленые холмы, и музыка «Биттлз», доносящаяся со стороны их скамейки. Смех детей, родной город внизу. Мы с Саной прошли мимо клеток с животными и птицами. Белый павлин красовался в вольере, раскинув хвост. Голубь мирно соседствовал с орлом, еще не догадываясь, почему он сюда попал.

Тут мяукнул телефон. Звонила тетя Роза.

— Говорить можешь?

— Я на Кок-Тюбе сейчас… С Саной.

— Счастье ты мое… Ну, значит, такова воля твоя, Кудай, — начала татешка. И было понятно, что она сильно волнуется. — Только слушай и не перебивай. И Сане ничего не говори. Короче, я ее удочерить решила. Ну, официально не получится, но жить она будет у меня. Помогу ей — учиться там, анау-мынау [14] . Пока на ноги не встанет. Помнишь, я троих дочек хотела? Так вот: она одна троих стоит!