Сет был в ударе, приковывая внимание слушателей. Его плавно текущий голос завораживал присутствующих.

— Новая эра близится, — продолжал он, чинно вышагивая по центру, — и это не приевшиеся всем обещания «конца света» или «вселенской катастрофы», но реальный переход человечества на другой виток, в иное измерение. Я открыто говорю об этом сейчас, тогда как еще недавно эти знания были тайными, доступными лишь единицам, потому что нет времени молчать, каждый должен получить возможность либо развиваться, используя весь багаж секретных знаний, либо погибнуть в действительно надвигающейся на планету катастрофе. Переход в новое измерение может оказаться для вас совершенно безболезненным, если вы воспользуетесь техниками, которым я собираюсь вас научить. И возможно скоро вы и сами станете участниками легенды, устроителями нового мира…

— Не верьте ему! — посреди гипнотической тишины зазвенел голос Дины, заставив присутствующих встрепенуться, будто ото сна. — Этот человек лжет! Он — жестокий манипулятор!

— Ах, это вы? — кисло улыбнулся Сет и обратился к публике, в душе раздосадованный, что прекрасно выстроенная атмосфера разрушена. — Вот вам яркий пример невежества. Перед вами неудавшаяся самоубийца, которая уж точно вас ничему не научит. Человек с рабской сущностью сам не воспримет высшие знания и другим будет мешать, — словно издеваясь, громогласно пояснил публике Сет.

— Я - не рабыня. Не ваша! И не чья-либо!

— Ну, конечно, — невозмутимо парировал Сет, — но почему же тогда вы в страхе подчиняетесь? Где оно, ваше «Я»? Даже ни одной своей вещи на вас, Дина, нет. Все принадлежит мне.

— Душа, не больше ли пищи, а тело — одежды? — во всеуслышание произнесла Дина цитату из Библии и внезапно на глазах у всех начала раздеваться, делая это спокойно, будто находилась одна в своей комнате, где никто за ней не наблюдает. Она не могла предать снова обретенную свободу. На ее лице не было ни тени страха, в пальцах — ни малейшей дрожи, в движениях — ни капли сомнения.

Не торопясь, Дина стянула свитер, затем по одной расстегнула пуговицы рубашки, сняла белые брюки, кроссовки. Оставшись в нижнем белье, она не остановилась: так же спокойно и с какой-то совершенной целомудренностью она легко сняла и его. Все ахнули, увидев обнаженное бело-розовое точеное тело. Одним жестом она распустила хвост, и мягкий каштановый плащ длинных прядей скрыл высокую красивую грудь. Дина повязала на бедра единственную вещь, не принадлежащую Сету — узенький шарф, который в ту секунду многим показался похожим на темную власяницу на чреслах. Нагота девушки, стоящей перед всеми, как ангел на попрание, была не сексуальна, и каждый из присутствующих замер, глядя на освещенное светом лицо молодой женщины. Дина поднесла сброшенную одежду магу и положила перед ним:

— Все мое при мне. Я — свободна! — только и сказала она Сету, не готовому к такому повороту событий, недвижимому, мрачному, готовому задушить ее перед толпой. Она развернулась и босая, голая пошла медленно в сторону хижины. Кому-то даже показалось, что ее тело светится, а, может, так причудливо преломились лучи солнца, убегающего на запад.

— Юродивая! — сказал Сет. — Вы же видите, она — сумасшедшая нимфоманка, которой нужно внимание толпы!

Оцепенение развеялось. Народ зашумел. Люди начали расходиться. Семинар был сорван. Дина не обращала внимания на то, что происходит у нее за спиной, она осторожно ступала по дорожке, вздрагивая при каждом шаге — камни кололи нежные ступни. Кто-то догнал ее и накинул на озябшие плечи теплую шерсть. Дина обернулась — незнакомая девчонка, с лицом, переполненным эмоциями и восхищением.

— Наденьте мое пончо, — предложила она.

— Спасибо! — ответила продрогшая Дина.

Вернувшись к себе, Дина закрыла спортивную сумку с подачками Сета, вложив туда даже только что выстиранный спортивный костюм, и вынесла ее за ворота.

Поселок гудел, как улей, но никто почему-то не заметил, как и когда исчез красавец-лектор. Михаил, наблюдая за холодным лицом Сета в машине по дороге к Полянам, думал, что шахматная игра пошла не по правилам — пешка взбесилась и, не дойдя до конечной черты, превратилась в Королеву. Его не отпускала мысль, что играет этими фигурами вовсе не его горделивый партнер, а куда более мощный гроссмейстер…

Лишь Дина спала в эту ночь беззаботно, как младенец, с радостным и торжественным чувством отданного долга. А люди, не сговариваясь, узнав, кто она и где живет, несли к ее крыльцу одежду и обувь: кто новую, кто поношенную, чувствуя, что не могут остаться в стороне. «Пусть и юродивая! Но с какой силой Духа» — думали они.

Она проснулась до рассвета, удивляясь тишине мыслей и необычайной, прозрачной ясности в голове. За узеньким окном в предрассветном тумане шелестел лес. Новый день принес новое ощущение — хрустальная прохлада разливалась от макушки вниз, наполняя все тело потоком спокойствия. Дине показалось, что ее зрение стало лучше — все вокруг было предельно четким, даже чересчур, словно старательный рисовальщик нажал на грифель карандаша, прорисовывая контуры, и подчеркнул тени, сделав образы более контрастными. Девушка укуталась в одеяло и вышла на улицу. Она не поверила своим глазам, выйдя за порог. Чем-то наполненные свертки и пакеты, и не пара, а, пожалуй, с десяток дожидались утра под крыльцом и на ступенях. Присев на корточки, Дина потянула торчащий кусок ткани из первого попавшегося пакета — это оказалось не новое серое платье с блеклыми желтыми цветами. Она заглянула в другой — там лежала голубая кофта с поясом, под которой прятались еще какие-то вещи. За свертком стояли умеренно сношенные туфли, а на поручнях крыльца покрылась капельками росы нераспечатанная упаковка колготок и самодельная цветастая сумка-котомка.

Дина сошла с деревянного настила на влажную траву. В тот момент, когда ее ноги коснулись рыхлой холодной земли, из неясной сизой дымки на востоке выкатился раскаленный шар, как прожектором осветив худенькую фигуру в байковом одеяле. Дина засмеялась, встречая солнце. Оно разговаривало с ней на языке света, а девушка звонко отвечала то ли ему, то ли Богу: «Спасибо, Господи, Отец! Спасибо за душу мою! Благодарю тебя за свободу! За дары! Я люблю тебя!» — ее сердце переливалось через край, не вмещаясь в груди.