— Так нужно…

— Но во имя чего так нужно? Вот в чем вопрос. А у тебя нет ответа на него…

Подвода скатилась в прохладу и в предутреннюю дымку душистой долины, а теперь медленно взбиралась по противоположному склону, делая зигзаги по очень широкому тракту. Быстро светало, и пригорок был уже освещен. Когда они доехали до верха, лесничий вдруг натянул вожжи и остановил подводу. Протянув вперед руку с кнутом, он сказал:

— Вон, идут!

Молодые люди быстро повернули головы. За пригорком, на который они только что въехали, начинался крутой спуск, и с того места, где они остановились, открывался вид на плоскую, как доска, и просторную равнину, залитую бледным светом летней предутренней зари. Вдали равнина сливалась с не посветлевшим еще горизонтом и с небом, на котором оставались только самые крупные звезды. Внизу, неподалеку, по перекрестной дороге двигалось войско. Отсюда оно казалось длинной вереницей муравьев; солдаты, кони, повозки вытянулись в сомкнутую цепочку, в которой все же можно было различить интервалы. Временами сверкал штык над головой солдата. Временами между колоннами пехоты виднелись очертания орудия. Шествие выползало из ночи и снова углублялось в ночь.

Они съехали вниз и влились в общий поток. Вблизи солдаты выглядели иначе. Наступало светлое, яркое утро, все покрылось росой. На вновь прибывших никто не обратил внимания. Только когда проехали километр, к ним направился конный офицер.

— Куда? Куда? — кричал он издали. — Ну куда прете?

— Пан поручик, это добровольцы, — крикнул в ответ лесничий.

— Не могли приехать раньше? — заворчал поручик, подъехав ближе. — Что с вами теперь делать?

— Доедем до первого привала, — сказал Генрик.

Поручик пожал плечами.

— Принесли вас черти. И так словно черепахи ползем.

Только после этого разговора с поручиком как бы упала завеса, отгораживавшая подводу от глаз солдат. Они немедленно окружили прибывших тесным кольцом и, пользуясь тем, что колонна двигалась очень медленно, а порой, повинуясь команде, летевшей вдоль колонны, и вовсе останавливалась, задавали вопросы: «А откуда вы?», «А далеко ли до Киева?», «А не довелось ли встретить немцев?», «А делать-то что умеете?».

Охотнее всех отвечал лесничий. Генрик соскочил с подводы. Сняв берет и откинув назад волосы, он как бы согнал с лица ночную дремоту. Глаза, которые минуту назад читали в звездах, вдруг посуровели. Он смотрел в лица любопытных солдат и сам задавал вопросы. Ведь положение не было ясным ни для тех, ни для других. Чем все это кончится? Куда их поведет полковник? Они повторяли слова из воззвания, из выступлений Галлера и Жимерского{46}, — речь, разумеется, шла о немцах. Но война слишком уж затянулась, все ждали ее конца, предвкушали возвращение домой, а тут, вместо того, чтобы идти домой, затеяли марш в совершенно противоположную сторону. Ну, хорошо, немцев можно расколошматить. А дальше что?

Юзек, перевесившись через край подводы, беспечно болтал с группой солдат, шагавших рядом. Один из них был высокий пожилой бородач с благообразным лицом; другой — маленький, подвижной, с круглым, как луна, лицом, — его звали Людвись, он все время по-детски улыбался; третий же, красивый, коренастый и сильный, с римским профилем, поглядывал на «добровольцев» с нескрываемой симпатией. Разговор завязался профессиональный. Солдаты рассказывали Юзеку, сколько дней они уже в пути, как пробивались сквозь кольцо австрийцев под Раранчей, каковы обозы, как с харчами, сколько орудий плетется в колонне и где в эту минуту находится Галлер со своим штабом. Юзек рассказывал им о том, как муштруют в русской армии. Затем они детально обсудили различия и преимущества русского и австрийского оружия, оценили артиллерию той и другой армии, а уж когда переключились на тему о пулеметах, беседа затянулась до самого полудня. Людвись и особенно красавец Франек, который, оказывается, был крестьянином из-под Тарнобжега, окончательно подружились с Юзеком.

Наконец сделали привал в какой-то деревне в нескольких верстах от Канева. Было ясно, что Галлер спешит к переправе через Днепр и что успех всей затеи зависит от того, дадут ли им немцы переправиться. В маленьком домике у церкви разместился штаб, в школе шел набор добровольцев. Когда юноши пришли туда, там уже было свыше десятка молодых людей, либо ожидавших приема, либо уже приписанных к подразделениям; некоторые успели даже получить австрийские винтовки с плоскими штыками наподобие ножей. Стась Чиж обнаружил здесь знакомых по футбольной команде польского гимнастического кружка в Киеве.

Перед входом в школьный сад стояли две длинные деревянные лавки, на которых уселись ожидающие. Это была целая галерея разнокалиберных парней из Королевства и из окраинных областей. Они слегка подтрунивали над «австрийскими» солдатами Галлера. Лесничий простился со своими пассажирами и отправился в обратный путь. Штабные унтер-офицеры и писари не очень ловко справлялись с выдачей оружия, пайков и составлением списков, — невольно создавалось впечатление, что здесь царит хаос, — и ждать пришлось очень долго. Дневной привал и так уж затянулся сверх всякой меры, а полевые кухни все не подходили. Было уже далеко за полдень, наверно, что-нибудь около двух часов, когда перед школой вдруг снова появился лесничий со своей серой лошадкой и подводой. Генрик бросился к нему. Лесничий с таинственным выражением лица шепнул:

— Мы окружены. Я не смог вернуться домой.

— То есть как окружены?

— Немцы, оказывается, шли за нами по пятам, а теперь никого не выпускают.

В школу примчался какой-то запыхавшийся сержант. Немедленно из канцелярии выскочили унтера и начали разводить «зачисленных» добровольцев. Те, которых не успели принять, столпились у школы, не зная, что делать. Януш вошел в сени и заглянул в канцелярию — там никого не было.

Домик приходского священника стоял неподалеку от школы. Сейчас там царила суматоха, как в растревоженном улье. В невысоких дверях голубого домика замелькали посыльные, адъютанты и офицеры.