"Дамы сделали их у себя спереди на плече " — сказал Дэвид. — Это очень эффектно".

Но я не хотела эффектное. Я хотела изящное, и у меня начал болеть живот.

"С вашей светлой кожей, это будет выглядеть потрясающе, — сказала Эмоджин, видя мою нерешительность. — Я могу это сделать сама. Можете ли вы оставаться неподвижной, когда больно? "

Я кивнула, вспоминая уколы, когда я была ребенком. Боже, я ненавидела иглы.

"Да, — сказала я, пытаясь найти способ объединить мое желание изящества с желанием Дэвида демонстрации.

Если она будет там, где ее никто не сможет увидеть, то в ней не будет никого смысла, в котором он заинтересован.

"Я хотела бы ее на шею сзади, повыше и практически за ухом, так чтобы мои волосы прикрывали ее большую часть времени, — сказала я, взяв рисунок у Эмоджин.

"А отделившиеся пушинки, чтобы обходили вокруг и вперед, как-то. Основная ее часть пусть будет на шее, еще часть на моей ключице, где каждый может увидеть ее, а еще одна, где вам кажется это необходимо. —

Я посмотрела вверх, останавливаясь на глазах Дэвида. — Если кто-то знает, что это татуировка стаи, то они узнают ее без труда. А если кто не знает, то им и не нужно видеть большее".

Дэвид задумался об этом, и Эмоджин забрала бумагу обратно. — Как раскрытый секрет, — сказала она, довольная.

"Отлично, Рэйчел. Я рада, что ты все-таки пришла. Это будет одна из лучших моих работ."

"Почему?" спросил Вэйд, его поза была воинственной. — Потому что она была такой задницей?"

Эмоджин остановилась, повернулась и буквально пригвоздила его своим взглядом. — Потому что она одним изображением, показывает миру, кто она такая, если ей когда-нибудь понадобиться это, вместо того, чтобы разукрашивать своё тело случайными изображениями и тридцать раз самовыражаться, чтобы показать свою душу."

У меня раскрылся рот, и я увидела, как она подошла к нему, выглядя так, как будто она хотела шлёпнуть его.

"Она могла бы прийти раньше, если бы у неё было что обсудить, сверх того, что вы, мужчины, наговорили ей, что больно не будет, потому что она знает, что будет, а верить в другое глупо."

Вэйд тревожно отступил назад, когда, женщина ниже его ростом повернулась к нему. — Я сказала, чтобы вы привели её первой для процедуры нанесения," сказала она.

"Рейчел, возможно, была задницей, заставив меня ждать, но она всё же пришла."

Она обернулась, и гнев в последний раз мелькнул на её лице, затем она улыбнулась мне.

"Мужчины, — сказала она, беря меня за руку, и повела в ярко освещенную комнату.

"Они забывают, что нам необходимо сначала узнать о результате прежде, чем мы с готовностью пройдём через боль. Как еще мы сможем терпеть девять месяцев, чтобы родить красивого ребёнка? Мы уже знаем, что у нас есть мужество. Нанесение татуировки слишком мало, чтобы доказать это. Тебе она понравиться. Я уверенна."

Она снова похлопала меня по руке, приглашая следовать в ее маленький, но большой мир краски, игл и выражения души.

И на этот раз, доверяя ей, я пошла.

Я прищурилась, стоя спиной к зеркалу в ванной пытаясь наклонить ручное зеркало Айви и держать влажные волосы, чтобы они не касались моего плеча, именно так чтобы я смогла увидеть свою татуировку.

На улице стоял солнечный день, но совсем не много света попадало в бывшую комнату для мальчиков, которую переделали в прачечную и душевую.

Громко выдохнув, я отпустила свои волосы, чтобы включить свет.

"Эй!" начал жаловаться Дженкс, метнувшись в сторону, но я тоже хотела ее рассмотреть.

"Что думаешь?" спросила я, когда замигал яркий флуоресцентный свет, и снова подняла волосы.

Зеркало было запотевшим после душа и мне потребовалась секунда, чтобы поднять ручное зеркало на один уровень с очищенным стеклом, и я посмотрела на затылок в маленькое зеркальце.

От крыльев Дженкса повеяло прохладным ветерком, и он завис за мной рассыпая серебряную пыльцу.

Его руки были на бедрах, садовый меч за поясом, и на нем была грязная куртка.

Он был в саду все утро, укрепляя линии обороны и, вероятно, пытаясь получить возможность на послеобеденный сон.

Он, наконец, укоротил волосы, и я почувствовала себя лучше, зная, что он преодолел этот камень преткновения.

Его волосы стали длинными за те месяцы, что не было Маталины, и было приятно видеть его возвращение к нормальной жизни.

"Я думаю, хорошо, — сказал он, имея в виду, что никто не должен уязвлять свое самолюбие, хотя в моем случае, это не было самолюбием, а реальной потребностью доказать свою принадлежность к стае.