Уцелевшие очки чудом удержались на лбу Кошко. Сквозь толстые линзы кровавая рана на лбу юриста казалась еще более страшной...

В приемном покое Склифа в этот поздний час было малолюдно. Только на одном из деревянных диванчиков, словно три богатыря с конфетной коробки, восседали Космос, Фил и Пчела. Они были явно не в настроении, с чего уж тут радоваться, но их печаль выражалась весьма своеобразно. Нервно хихикая, они хрустели чипсами и синхронно провожали взглядами ножки проходящих мимо медсестер.

– Да, - задумчиво протянул Пчела, - облом.

– Я говорил, надо было ребятишек с ним посылать, - рубанул рукой воздух Фил.

– А заигрался Белый, - раздраженно подытожил Космос.
– Думает, он комиссар Миклован.

* * *

В глубине гулкого бесконечного коридора Саша в накинутом поверх кожаного плаща белом халате разговаривал с солидной врачихой. Он внимательно, мрачно сдвинув брови и чуть склонив голову, слушал ее профессиональный отчет.

– Множественные переломы. Ушибы. Черепно-мозговая травма. Пришлось делать трепанацию. Жить, безусловно, будет, но инвалидность гарантирована.

– Его вы оперировали?
– тихо спросил Саша.

* * *

Мимо них прошла хорошенькая медсестра в слишком коротком халатике. Пацаны, как один, сделали охотничью стойку. Но всех, по обыкновению, опередил Пчела:

– Девушка, тут такая проблема, - вкрадчиво заговорил он.
– У меня температура. Примерно пятьдесят - пятьдесят шесть.

Углубившиеся ямочки на щеках медсестры наглядно продемонстрировали, что она вполне принимает правила игры:

– В таком случае вас надо немедленно изолировать.

Пчела, казалось, готов был взвиться, как пламя костра, а изолироваться - ну хоть прямо сейчас...

* * *

– К вам отдельно заедут, поблагодарят, - заканчивал разговор Саша. Пожалуйста, проследите, чтобы за ним как следует ухаживали.

Саша вежливо пожал врачихе руку и, махнув Пчеле и ребятам, скомандовал:

– Ладно, пошли, опричники.

– Сань, ну что врачи говорят?
– подскочил к нему Фил.

– Херово, - бросил Саша.

– Подождите! Подождите!
– раздался в конце коридора нервный женский голос.

Все обернулись. Женщина с опухшим от слез лицом и с выражением совершенного отчаяния в глазах быстрыми шагами приближалась к ним.

– Вы Белов, да?
– задыхаясь, выговорила она, глядя Саше в глаза.

– Я, - уже почти понимая в чем дело, спокойно ответил он.

Отодвинув Фила, женщина со всего размаха влепила Саше пощечину. Саша вздрогнул и отвернулся, лицо его на мгновение окаменело. Повисла гулкая пауза...

– Вы его видели? Вы видели его?!
– кричала мать Юры Кошко, а это была именно она.
– Из-за вас он живой труп теперь!
– она беспомощно опустила руки.
– Сколько я ему говорила - не связывайся с уголовниками!..

– Извините, - сухо сказал Саша, бросив на женщину быстрый взгляд.

Он швырнул халат на диван и, уже не оглядываясь, зашагал к выходу.

– Господи, из-за этого щенка!
– растерянно, но уже словно самой себе или просто в пространство сказала женщина.

На ходу, через плечо, Саша бросил:

– Пчела, поможешь ей деньгами, не забудь...

Пчела, стоя вполоборота к матери Кошко, достал бумажник.

– Ну почему у вас на уме одни деньги?
– обреченно махнула рукой женщина и медленно побрела в глубь коридора.

Пчела, искренне не понимая ситуации, пожал плечами, спрятал бумажник в карман и вслед за ребятами двинулся к выходу...

V

Один из сидящих за длинным столом клерков заглянул в пришедшую по факсу бумагу:

– Шестьсот тонн алюминия. Пятьдесят процентов предоплата. Налом, остальные по факту.

Физиономия Артура вытягивалась на глазах. Видимо, то, что он только что услышал, превосходило меру его разумения:

– Так сколько?! Я не понял, повтори.

Хлебников, его верный зам, для порядка проверил сообщение и, победно улыбаясь, повторил цифры.

– Ни хрена себе...
– присвистнул Артур.
– А кто это? Ты Петру звонил?

– Он проверял - реальные люди...

Артур, нервно расхаживая взад-вперед по узкому пространству кабинетного предбанника, теребил свой цветастый галстук и причитал, как актер в античной трагедии:

– Риск-то, конечно, большой, но наличка... Чай с лимоном!
– бросил он секретарше Людочке.
– Наличка, наличка, наличка...
– едва не пел он.

И, наконец, решился, словно после жаркой бани всем своим упитанным телом ухнул в ледяную прорубь.