Задорожный, которому узники Дюльбера практически обязаны своей жизнью, был приглашен членами императорской семьи на праздничный обед, устроенный в честь освобождения от большевистской опасности, так как, по словам княгини Л. Л. Васильчиковой, «уже не было опасности компрометировать его революционную репутацию».

Когда Задорожный покидал Крым, чтобы отправиться на свою родину в Харьковскую губернию, где до революции он работал писарем на Харитоновском сахарном заводе, императрица Мария Федоровна и великие князья очень трогательно простились с ним.

После бегства большевиков из Крыма были обнаружены многочисленные списки лиц, подлежащих расстрелу, включавшие даже малолетних детей. Осуществлению жестокой расправы помешали внезапный приход в Крым немецких войск, а также конфликты между большевистскими комиссарами.

Свидетельница тех событий княгиня Л. Л. Васильчикова, находившаяся тогда в Кореизе, вспоминала: «Появление германской армии оказало магическое действие на крымское население, и большевистский дух выветрился немедленно, а те, кто большевикам симпатизировали, поспешили переменить свою политическую окраску… Престиж немцев был так велик, что хотя германские силы в Севастополе были незначительны и в нашей местности их представляли всего два солдата на нижнем шоссе, но этого было совершенно достаточно, чтобы восстановить порядок…

Те же лица, которые незадолго до германской оккупации считали себя революционерами, теперь с необыкновенной гибкостью применились к новому положению вещей и при этом чувствовали себя прекрасно».

Когда к Марии Федоровне, считавшей, что Германия в тот момент находится в состоянии войны с Россией, прибыл по указанию Вильгельма II германский генерал барон Штольценберг и предложил ей с помощью германских властей перебраться в Данию, императрица отказалась его принять, заявив: «Помощь от врагов России — никогда». «Наши физические и моральные переживания друг другу противоречили, — вспоминала княгиня Васильчикова, — с одной стороны, было очевидно, что, не приди немцы, мы были бы убиты. С другой стороны, тяжко и унизительно было видеть, как немцы располагались в Крыму точно у себя дома, и сознавать, что к этому свелась трехлетняя упорная война, на которую каждый из нас потратил столько энергии и сил…»

Главные германские оккупационные силы находились в Симферополе и Севастополе. По свидетельству крымчан, германские власти были «изысканно вежливы и предупредительны с населением», но разочаровали тем, что «не расправились с виновными».

Пасха 1918 года была для спасенных особенно радостной. Накануне все крымские жители занялись раскопками своих «кладов», значительная часть которых была спрятана при подходах к скале Дива. Знаменательным был тот факт, что все клады оказались нетронутыми, никто на чужую собственность не посягнул. После освобождения от большевистского плена молодые Романовы, проживавшие в разных имениях, стали посещать друг друга, устраивая даже иногда вскладчину вечеринки. Чаще всего собирались у Юсуповых в «Сосновой роще».

Датский королевский дом сразу после февральских дней 1917 года начал прилагать усилия к тому, чтобы облегчить положение своих российских родственников. С осени 1917 года попытки по спасению жизни императрицы Марии Федоровны со стороны датского королевского дома заметно активизировались. 7 сентября посланник Дании в Петрограде Харальд Скавениус сообщал в Копенгаген: «Предприняты шаги у Керенского и в Министерстве иностранных дел, чтобы добиться разрешения для ее Величества покинуть страну; насколько это удастся, пока трудно сказать». 10 сентября 1917 года в шифрованной телеграмме в Копенгаген из датского посольства в Петрограде сообщалось, что правительство в принципе дало разрешение на выезд вдовствующей императрицы из России, но с условием строгой секретности относительно даты отъезда и подготовки этой акции, «дабы не скомпрометировать высоких лиц государства».

Попытки по спасению жизни членов дома Романовых предпринимались и со стороны испанской королевской семьи. В октябре 1917 года король Альфонс XIII и испанское правительство пытались добиться взаимопонимания с Лондоном для подписания соответствующего соглашения с Временным правительством России об организации выезда царя и его семьи через Финляндию и Швецию. С этой целью испанский король лично обращался к королю Англии Георгу V, племяннику Марии Федоровны, а также к королевским особам Швеции и Норвегии (принцесса Мод, дочь Эдуарда VII и Александры, сестры Марии Федоровны, была замужем за принцем Карлом Датским — с 1905 года королем Норвегии Хоконом VII). Однако его обращение успеха не имело.

Между тем шифрованные телеграммы датского посланника Харальда Скавениуса с информацией о положении членов императорской семьи весной 1918 года шли из Петрограда в Копенгаген одна за другой. 12 марта посланник сообщал: жизнь членов императорской семьи, находящихся в Крыму «под надзором матросских и солдатских банд», в опасности. «Вдовствующая Императрица, ее две дочери и зятья находятся в ужасающих условиях: без денег, испытывая большие лишения… Великий князь Михаил арестован и переведен в одиночку в Пермь. Обращение плохое… Его жизнь в опасности. По последним сообщениям из Тобольска: караульная служба настроена очень враждебно. Никто не может сказать, какая судьба ждет Императора, Императрицу и их детей. Условия становятся все хуже. Безденежье полное».

В марте 1918 года при активном участии Харальда Скавениуса сыну великого князя Михаила Александровича Георгию и его английской гувернантке было предоставлено убежище в датском посольстве в Петрограде. С помощью фальшивых документов гувернантка, как жена датского служащего, вместе с Георгием была переправлена через границу. Удалось также спасти и жену великого князя Михаила Александровича Наталью Брасову, которая в одежде медицинской сестры датского Красного Креста выехала из России и добралась до Англии. Греческой королеве Ольге Константиновне летом 1918 года удалось покинуть Россию также благодаря усилиям датского посольства и датского Красного Креста.