У крыльца Василько Ростиславич снял с пояса меч и отдал Святополкову оружничему. То же проделали его дружинники.

– Желал бы я, племянник, чтобы ты остался в моем доме до Михайлова праздника, как и Давыд. На моих именинах бы меду выпил. Поглядел бы, как митрополит будет меня чествовать, читая унылое назидание, – балагурил Святополк. – Потом и на ловы бы съездили, потешили бы душу.

– Не могу никак, – отнекивался Василько. – Я уже и обоз свой вперед отправил. Домой поспешать надо.

– Ну тогда хоть немного посиди с нами, отведай угощения, – настаивал киевский князь, ведя гостя широкими сенями с расставленными для почести гридями.

– Можно и посидеть, – отвечал младший князь, – отведать, что предложишь.

– Заодно и поговорим, – словно бы обрадовался Святополк. – По-семейному, по-братски. Бояр своих отпусти, им в иной палате стол накроют, с моими мужами побудут.

– Можно и отпустить, – согласно кивнул Василько.

Святополк щелкнул пальцами, веля гридину проводить теребовльских бояр.

– Я в иную палату не пойду, – хмуро отказался Кульмей.

– Я не дитя, чтоб меня опекать, – осадил его князь. – Ступай, друже, куда укажут.

Поколебавшись, затем коротко поклонясь, боярин с оглядками пошел за остальными.

– Что это он боится за тебя в моем доме? – киевский князь сделал вид, будто ему оскорбительно такое отношение.

– Кульмей нынче не с той ноги встал, – умехаясь, сказал Василько, – с утра на все ворчит.

В малой трапезной палате, куда пришли князья, было полутемно и пусто – окно закрыто решетчатыми ставнями, и ни угощения на столе, ни прислуживающих холопов, ни ключника, взирающего на порядок. Удивившись тому, что его как будто не ждали, Василько сдержанно поздоровался с Давыдом Игоревичем. Волынский князь с угрюмым видом сидел на лавке и даже не встал при появлении хозяина с гостем.

– И тебе того же, – через силу ответил Давыд на пожелание здравствовать, – коли не шутишь.

– Шучу, – поддел его Василько.

– Ну так и я пошутил.

Давыд был мрачен, говорил глухо. На теребовльского князя он смотрел косо и будто бы с неким ужасом, словно видел перед собой нежить и притворялся, чтоб она не тронула его.

Василько сел, а Святополк так и остался стоять.

– Ну, – он гостеприимно, но неуклюже развел руки, – как-то так. – И в упор воззрился на Давыда. – Пойти, что ли, распорядиться…

Киевский князь ушел из трапезной, оставив их вдвоем с гридином у двери.

– Что так хмур, Давыд? – попытался затеять беседу Василько. – Чрево болит или зубами маешься?

– Хвораю, – хрипнул тот, отведя в сторону очи.

– Хворому и жизнь не в радость, – согласился теребовльский князь и неожиданно предложил: – Пойдешь со мной на рать в ляшские земли?

– Куда мне, – не заинтересовался Давыд.

– Мороз нынче ударит, – не зная, о чем еще говорить, скучно молвил Василько.

– А где брат? – будто очнувшись, спросил Давыд у гридина.

– Кажись, в сенях, – прислушался отрок.

– Пойду позову его.

Давыд, сгорбив плечи, вышел. Напряжение, висевшее в воздухе, передалось и теребовльскому князю, но он продолжал сидеть как ни в чем не бывало. В злоумышление обоих дядьев против него Василько Ростиславич не верил, а странности их поведения относил к недавней еще непримиримости. Нелегко ведь человеку переменять настроения ума и души. Сам же он всякие перемены в своей жизни переносил легко, быстро приноравливаясь к новому, хорошему или плохому. Если враг нежданно стал другом, либо наоборот, в том нет ничего особенного и преизрядного. Этому князя научила судьба, своя и отцова. Обоим довелось одинаково познать внезапно свалившуюся на голову, после смерти родителя, изгойскую долю, жить милостниками на чужом дворе. Оба затем с кровью и потом отвоевывали у судьбы свою славу и честь.

Задумавшись о былом, Василько не заметил, как исчез и гридин, а дверь оказалась закрыта. Из сеней внезапно донесся сдавленный вопль: «Князь!.. Тебя обманули!» Василько узнал голос Кульмея. В один миг он был у двери и безуспешно ломился в нее. Шум борьбы смял в сенях крики.

– Святополк! – в гневе воскликнул князь. – Ты предал меня! Да будет теперь между нами крест Господень, который ты переступил!

Бросившись к окну, он распахнул створки и стал дергать окованные медью ставни. Но их заранее замкнули снаружи. Спасения не было.

Возня в сенях прекратилась. Василько снова попытался сломать дверь, но та сделана была крепкой.

– Не буянь, княже, – вдруг раздалось с той стороны.

– Кто это?!

– Стража. Велено тебя стеречь. Не рви жилы понапрасну, княже, – добродушно посоветовали ему. – Все равно не убежать тебе.

– Что сделали с моими боярами?

– Сонным зельем опоили, а одного так успокоили. Не боись, княже, живым оставили, только вервием связали. Всех на телегу погрузят да свезут подалее от Киева. Там отпустят.