Молча проводив обоз взглядами, продолжили путь. Через сотню саженей Добрыню защекотало, он оглянулся. Сейчас же рванул повод и, вздыбив коня, поставил его поперек дороги. Сорвавшаяся с тетивы тысяцкого стрела ушла вбок – у боярина дрогнула рука. Опустив лук и процедив ругательство, не слышное из-за дальности, он поскакал за обозом.

Нестор, ехавший впереди и ничего не видевший, спросил, когда храбр нагнал его:

– Что это как будто просвистело мимо, ты не заметил, Добрыня?

– Не заметил, – пробурчал Медведь.

Только когда обоз скрылся без следа за туманной полосой на краю окоема, он перестал оглядываться.

Но лишь через три дня, у Белгорода близ Киева, Добрыня посчитал, что жизни монаха более нет угрозы. Остановив коня невдалеке от белых стен града, окутанных молочной пеленой тумана, он сказал:

– Прощай, отец.

– Ты что, Добрыня? Не едешь в Киев? – удивился книжник.

– Другой путь у меня, отец.

– Что ж я скажу Яню Вышатичу?

– Что от меня слышал, то и скажешь. Пусть передаст князю Мономаху, от кого пошла клевета.

– Почему сам не скажешь? Ты дознался, тебе и честь.

– Не надо мне людской чести, – заугрюмел Медведь. – Еще скажи старцу Яню, чтоб, если захочет, позаботился о моей жене и ребятенке.

– Да куда ты, Добрыня?! – встревожился Нестор. – Будто насовсем уходишь…

– Насовсем, отец. Не поминай злом.

Повернув коня, Медведь поехал едва видной дорогой мимо града.

– Жене-то твоей молвить ли что? – прокричал Нестор, совсем сбитый с толку.

– Скажи: из лесу пришел, в лес и ушел.

– Вот-те на… – растерялся книжник. – Как же так? Ведь не зверь ты, в лесу прятаться. И не язычник, живущий звериным обычаем. Крещен ведь ты…

Ничего этого Медведь уже не слышал. В сердце у него пел зов родного леса, а в голове переливалось ладами медвежье ворчанье, каким медведица встречает своего хозяина.

27

Князь Владимир Всеволодич исполнил просьбу, присланную слепым теребовльским Васильком. Дружина его вернулась в Переяславль, а киевскому Святополку было сказано: «Один иди против Давыда и сделай так, чтобы он не мог больше творить козни».

Сразу за тем Мономах ускакал в Ростов. Ибо эта распря выдернула его из течения важных дел, среди которых первым было возведение новых церквей в полуночных градах Руси, окруженных языческими лесами и капищами. По пути князь остановился на день в Суздале. Поклонился могиле епископа Ефрема, молился о его душе, возрадовался о вставших уже высоко стенах собора, который закладывал осенью с владыкой.

Волынский же князь Давыд Игоревич собственное обещание позабыл. Не только не отпустил пленника и не дал ему, как говорил, который-нибудь из своих градов, но перед самой Пасхой, когда узнал от верных людей, что Мономах подался в Ростов, подвигся с дружиной в земли Василька Ростиславича. Хотел действовать нахрапом, однако не вышло. Навстречу злодею выступил с войском брат Василька Володарь. Давыд заперся от него в граде Божеске и просидел в осаде половину пасхальной четыредесятницы. Наскучив сидением, послал бояр к Володарю за миром и купил его ценой свободы для Василька.

Вскоре Давыд об этом пожалел. Когда оба Ростиславича соединили свои дружины, он вспомнил о словах Василька, желавшего мести, и о том, как сам посмеялся над этим желанием своего пленника. Тогда он посчитал речи слепца пустыми. Теперь Давыду стало горячо на собственной земле.

Ростиславичи взяли на копье град Всеволож, запалили деревянную городьбу и дома. Градские люди в безумье бежали от огня. Сидевший на коне перед воротами слепой князь ловил чуткими ноздрями запах страха, который они источали.

– Секите их! – заразившись безумием, прокричал он и рукой показал на толпу, сбившуюся в стадо. Он не видел ничего, но ему казалось, что это человечье стадо ревет и воет от ужаса, точно так же как выл и ревел он сам, когда ему вырезали глаза. – Иссеките всех! Всех!! Чтобы никого не осталось!..

Дружинники исполнили приказ. Град Всеволож был стерт с лица земли и на версту окружен трупами.

Объезжая место своей победы, напитанное невинной кровью, Василько содрогался от плача. Он помнил, что когда-то хотел простить Давыда. Но зло, сотворенное над ним, оказалось сильнее. Оно не знало милости.

Давыд со своей дружиной заперся во Владимире-Волынском. Не захотел открытой сечи, надеялся на крепкие стены града, ратную силу кметей и градских ополченцев. Подошедшее войско Ростиславичей крепко обложило город и село на осаду. Изготовились к долгому стоянию, повыгребли из смердьих амбаров в окрестных селах жито и корм коням, согнали скотину, сами села пожгли.

Однако слепой Василько, помня кровь под Всеволожем, хотел удержаться от пролития новой. Уговорил и брата. Под стены города поскакали с белыми тряпицами на копьях переговорщики.