– Поганые запросят великую цену, князь, – изрек Георгий Симонич.

– Однако и цена Тьмутаракани велика.

– Если воевать сборной ратью, – подал голос Ефрем, – кому во владение достанется Тьмутаракань, об этом ты подумал, князь? Всяк на нее роток разинет.

– Подумал, владыко, – неожиданно улыбнулся Владимир. – Рты сами собой захлопнутся. Даже греки позеленеют от злости. У нас обычаем стало, что Тьмутараканью владеют князья-изгои, которым не досталось иного стола на Руси. Так пусть и остается она княжением изгоя. – Он помолчал, прежде чем произнести решающее слово. – Но не с Руси изгоя, а из Византии.

– Как возможно, князь? – заволновались княжи мужи. – Отнять у греков, чтоб отдать греку? Да кто таков этот несчастный?

– Царевич Леон, – вдруг выпалил Нестор, до сих пор молча гадавший, для чего позвал его Мономах. – Угадал, князь?

– Угадал, Нестор. Этого Леона и сговорю возглавить войну.

– Греки считают его самозванным царевичем, – недоверчиво высказался Ефрем.

– Греки не постеснялись самозванно водвориться в Тьмутаракани, – отбил удар Мономах. – Истинно или ложно он притязает на царьградский престол – это им безразлично. Царский венец в Византии надевает тот, кто храбр и решителен. Алексей из рода Комнинов и сам силой взял царскую власть.

– А где он, этот царевич? – спросил Душило. – Из Царьграда будем его доставать?

– Даже не надейся, храбр. Брать Царьград тебя не пошлю, – упредил его Мономах. – Василевс Алексей облегчил нам дело. Плыть придется лишь до Корсуня. Леон выслан туда под надзор.

– Угу, под надзор, – покивал Душило. – Придем к корсунскому стратигу и прямо спросим: где тут поселен поднадзорный крамольник?.. Хотя бы морду этого царевича кто-нибудь знает?

– Вот у стратига и спросишь про морду, – в тон ему ответил Владимир Всеволодич. – Первый раз, что ли, тебе, боярин, на пиру гулять?

– Ладно, не учи, князь, – проворчал Душило. – Кого еще со мной отправишь?

– Отроков дам – четыре десятка, на две неполные лодьи. Толмача-половчина. Да Нестора, толмача с греческого. Пожалуй, и довольно с тебя будет. Люди мне самому нужны.

– Пошто меня, князь? – разволновался монах, даже с лавки вскочил.

– Ты, отче дьякон, зело любишь рассказы про разные древности, – невозмутимо рек Мономах. – Так в Корсуне этих рассказов, мыслю, без числа прямо по улицам ходит. Вдоволь наслушаешься – только успевай записывать. Чем тут пыль жевать да на Ефремово зодчество любоваться – послужи-ка Руси.

– Да нешто я не служу ей чернилами по пергамену? – встопорщил бороду книжник.

– Пергамен от тебя не уйдет. А нынче ты мне в Корсуне надобен. В Тьмутаракань к Орогосту тоже тайно послать кого-то надо. Не упрямься, Нестор. Да и не поверю я, будто ты не хочешь узреть град, откуда князь Владимир привез на Русь Христову веру и все потребное к ней.

– Желал бы я, княже, – вдохновясь, молвил книжник, – ступить на улицы достославного Корсуня, именитого на Руси не только тем, что его взял осадой Владимир Креститель. И в Тьмутаракани побывать любознательно. Да только монаху ли встревать в военные хитрости?

Князь махнул на него рукой.

– Воевать и хитрить тебя не заставлю. Твое дело – столковаться с царевичем и упредить Орогоста. Для того выдам тебе доверительную грамоту.

Чернец колебался, озираясь на митрополита.

– Ты, Нестор, – осерчал вдруг Мономах, – в своем «Чтении о Борисе и Глебе» о величии Руси глаголешь. А сам и ногами пошевелить не хочешь, чтоб оторванный от нее кусок обратно приделать! Хорош о Руси радетель! Притчу о ленивом рабе помнишь?

– Я понял тебя, князь, – чуть помедлив, ответил книжник и, встав, поклонился в пояс. – Исполню, что просишь.

– То-то же, – пробормотал Владимир, утирая ладонью пот на лбу, как после тяжкого труда. – Душило, отплываете через три дня. До холодов в Корсунь успеете. Ну, мужи бояре, молвите свое слово – все ли ладно в моем замысле?

– С какими ханами, князь, думаешь составить союз?

– В степях у самой Таврийской горловины зимовища ханов Багубарса и Урусобы. Для начала с ними договориться. Это тоже твоя задача, Душило.

– А не потянет ли тот Леон нашу Тьмутаракань снова к грекам? – выразил опасение Судила. – Яблоко от яблони далеко не падает, князь.

– Не потянет. Сперва сам не захочет, а далее уж мы не дадим. Найдем упряжь для борзого коня.

Бояре, размыслив, наконец одобрили план:

– Так-то оно как будто все ладно, княже. Как прадед твой, Святослав, барсом прыгнешь к Тьмутаракани, вырвешь русский кусок из клюва царьградского орла, попутно и половцам пасть заткнешь. Мудро, князь.

– Верней сказать, мудрено, – вставил слово воевода Ратибор. – Как еще дело повернется, согласятся ли половцы – неведомо. А попробовать можно. Князь, у меня два отрока без дела сидят. Из Киева пришли, в твою дружину просятся. Святополк их выгнал.