– Я пойду в степь. Привезу в Киев девицу.

При этом косил взглядом на Евпраксию. И дождался-таки награды. Княжна посмотрела на него и слегка улыбнулась. Но улыбка была исполнена грусти.

– Я тоже пойду, – встал рядом Добрыня.

– Я князь или не князь? – внезапно осерчал Святополк Изяславич. – Что значит «пойду»? А у меня разрешения спросить? Совсем распоясались. Одни отроки боярских девиц крадут, другие без спросу по степи шастать едут. Распустил ты отроков, Путша!

Тут и Добрыня учудил. Снял с шеи дружинную гривну и сказал:

– Отроков в Киеве много, а Медведь один. Понадоблюсь, князь, присылай гонца в Гончарный яр.

Гулкими шагами он вышел из палаты. Бояре неприязненно смотрели ему вслед.

– Откуда он вообще взялся? – пожимали плечами.

– Из смердов, вестимо. Не по чину ты ему честь оказал, князь, за один стол с собой посадивши.

– Умом тронулся от такой чести! – решили единодушно.

– Какой это медведь в Киеве? – не понимал князь.

Незаметно для всех исчез с пира и попович. А когда вспомнили про воеводу, его тоже не оказалось в палате.

13

Найти в летней степи кочующую орду – дело хоть и не безнадежное, но долгое и утомительное. Давно осталась позади порубежная река Рось со своими крепостями, где несли службу русскому князю бывшие враги Руси торки. Полсотни конных затерялись среди высокой, в рост человека, травы. Не только заметить издали кочевников – не могли увидеть даже друг друга на расстоянии полета стрелы.

– Так всю степь поперек изойдем, – бурчал отрок из посланных воеводой со своего двора.

Поскакав вперед, чтобы сбить ветром назойливых мух и слепней, он взлетел на холмик и заорал:

– Е-есть! Нашли-и!

Там, где земля смыкалась с небом, темнела жирная полоса. Половецкое войско, отягощенное добычей, возвращалось к вежам.

Выкупщиков с Руси куманы встретили холодными улыбками. Долго держали поодаль, окружив парой десятков стрелков, присылали сведчиков, дознававшихся, от кого посланы русы, и сколько серебра, а может золота, при себе имеют, и сколько пленников хотят выкупить. Наконец позволили шести пешим русам прийти в стан, осмотреть полон.

Увидев пленников, Олекса содрогнулся. На земле сидели и лежали сотни три несчастных – полуживых, битых, измученных, оборванных, с почерневшими лицами и истерзанными ногами. Веревки спутывали ноги на ширину шага и руки на ширину плеч. Над изможденными, кровоточащими телами вились жирные мухи и оводы.

– Не на продажу ведут, – с ненавистью пробормотал попович. – В своих вежах рабами оставят.

Пленные женки и девки сбились в тесную кучу отдельно. Многие от усталости тупо смотрели перед собой, безразличные ко всему. Другие со слезами безнадежно взирали на проходивших мимо соплеменников. Все молодки были из сельских.

В другом месте грудились чернецы, негромко тянули молитву. На некоторых вместо веревок были железные ошейники с цепями.

– За что вас, отцы, заковали в железо?

– За Христовы заповеди, сынки, – ответил один. – Хотели миловать изнемогавших собратьев, а язычникам это непонятно и мнится непокорством.

– С вами, отцы, должен быть монах из печерских, – прогудел Добрыня. – Нестором звать.

Перед отъездом из Киева он снова видел старца Яня Вышатича. Бывший тысяцкий призвал его к себе в дом, тоскуя и печалясь, попросил разыскать в плену у куманов монаха-книжника. Добрыня обещал и со двора боярина увез туго набитый серебром мешок.

– Был Нестор, да теперь нету, – сказал другой чернец.

– Как нету? – заволновался попович. – Помер?! Убили?

– Опоздали вы, сынки. Три дня тому Нестора откупили двое русских и увезли с собой.

– Что за русские?

– Похожи на братьев, с дружинными гривнами на шеях.

– На иуд они похожи, – прибавил молодой инок, туго ворочавший воспаленным от жажды языком. – Половцы им друзья, а мы – стадо скота. Небось и на Киев они же поганых навели.

– А куда поехали?

– На Русь поскакали. А там кто ж знает.

Попович задумчиво потер лоб и повернулся к Добрыне.

– Ну и где теперь искать твоего крестного?

– Кто степняков на Русь наводит? – спросил Медведь.

Олекса хмуро свел брови, затем прояснел.

– Думаешь?

– Думать – твоя забота, – проворчал Добрыня.

Отойдя от монахов, они снова оглядели полон.

– Может, твой медвежий нюх скажет, куда поганые подевали дочь воеводы?

– Вон сколько шатров понаставили. В любом ищи.

– Вот за что я тебя люблю, Медведь, так это за благодушие и отзывчивое сердце.