— У нас четыре минуты. Начали.

По его расчетам, именно столько времени требовалось охране, чтобы подняться в самый дальний от лестницы зал третьего этажа.

Алексей Алексеевич подошел к ограждению, за которым громоздилось что-то настолько абстрактное, что навевало определенные сомнения в здравости рассудка автора.

— Как можно было выставить это в одном зале с «Данаей»? — пробормотал Григорьев себе под нос. — Что за варварство! Кто это придумал?

Он знал, КТО это придумал. Директор музея был мужчиной не только предприимчивым, но и компромиссным. За определенную мзду он готов был выставить в своем музее работы «особенно ярких молодых талантов». Вот и маячили повсюду бездарно-аляповатые поделки новых «мастеров русской школы», которых «лет через десять коллекционеры и… э-э-э-э… подлинные ценители искусства будут с руками рвать». «Как на рынке», — подумал раздраженно Григорьев. Он заставил себя остановиться, перевести дух. Вору нельзя нервничать. Вор должен быть спокойным и выдержанным.

Большую часть информации о музее ему удалось заполучить полгода назад у одного из таких «молодых авторов», сына «главного слуги» из длинного списка местных «слуг народа». Два дня назад он лишь созвонился с юношей и уточнил, не случилось ли каких-либо перемен в распорядке охраны музея. Не случилось.

Приманка была простой и вкусной. Григорьев предложил честолюбивому «молодому автору» свою протекцию, а заодно и спонсорскую помощь в виде страховки. Идея была шаблонной: молодой человек снабжает его необходимой информацией, затем страхует свои «шедевры». Все скопом. Через полгода из музея крадут его «самую главную работу». История получает огласку. «Молодой автор» — рекламу и страховку. Григорьев — гонорар. К сыну «главного слуги» милиция не рискнет подойти ближе чем на сто шагов. Да и не с чего. Не тот шедевр, чтобы органы стали очень уж старательно рыть носом землю. Аплодисменты, занавес!

Согласиться на подобную дешевую авантюру мог только полный и законченный кретин. «Молодой автор» согласился. Разумеется, Григорьев красть его «туалетный шедевр» даже и не думал. С другой стороны, ему нечего было беспокоиться. Юноша добровольно никогда не признается в том, что собственными руками помог украсть картину Рембрандта. Самому повесить себе на шею солидный срок? Поищите дураков. А если милиция подберется к нему совсем уж близко, папочка найдет, на какие рычаги нажать. Таким образом, Григорьев считал свою команду застрахованной от неожиданностей с этой стороны.

Григорьев, покраснев от натуги, приподнял края «шедевра», и девушка споро подсунула под основу толстые куски войлока. Дальше было проще. Упершись в скульптуру, общими усилиями они отбуксировали «шедевр» к стене. Благо пара метров — не расстояние. Хотя «молодой гений» материала не жалел. Во всех смыслах. Конечно, все экспонаты, представляющие хоть какую-то ценность, находились под сигнализацией. Поделок кружка «Неумелые руки» это не касалось. Тем более что утащить такую гробину все одно невозможно. Чем и решил воспользоваться Григорьев. Красть это — означало потерять уважение к самому себе, но использовать вместо стремянки — вполне…

Согласитесь, человек со стремянкой, топчущийся ночью в районе музея, — зрелище несколько странное, необычное и потому вызывающее вопросы и законную зависть сотрудников милиции. Хорошие стремянки в любом хозяйстве сгодятся. А тут все под рукой.

Девушка достала из бездонных карманов плаща пару баллончиков с нитроэмалью — темно-синей и песчаной. Поставила их на пол.

Алексей Алексеевич забрался на скульптуру, осмотрел «Данаю», крепеж, раму, заглянул в щель между рамой и стеной. Да, так и есть. Сигнализация. Все та же, срабатывающая от размыкания контактов. Это плохо. Нет, само по себе наличие охранной системы не могло напугать его, но придется снимать полотно с рамы, а Григорьев всегда с уважением относился к объектам своей работы. Будь он обычным вором, срезал бы полотно, не снимая раму со стены. Но Григорьев гордился тем, что при работе не уродует картин.

Из пояса-инструментария Алексей Алексеевич достал острый как бритва строительный нож, раскрыл лезвие, взглянул на часы. Пора бы уже…

За семь минут до того, как Григорьев достал из пояса строительный нож, к крепости подъехала черная «Волга» с вельможными мигалками. На заднем сиденье вальяжно устроился человек в форме адмирала военно-морского флота. Обладатель барского голоса и властных манер, он предъявил коменданту крепости бумаги, подтверждающие его право на инспекцию.

— А чего тут инспектировать-то военно-морскому флоту? — озадачился комендант, костеря про себя многочисленные проверки, а также приятеля из столицы, очевидно, забывшего сообщить о визите очередного «ревизора». Теперь вот… ни стола нормального, ни баньки русской… Того и гляди, без должности останешься.

— А вот это уже не твоя забота… — по-армейски изысканно объяснил адмирал. — Ты давай показывай.

— Да что показывать-то? — взмолился вконец растерявшийся комендант.

Его, как и большинство людей старшего поколения, одно только слово «проверка» повергало в священный трепет.

— Да вот и показывай, — буркнул недовольно адмирал. — Думаешь, я не вижу? Вон, это что там такое у вас за пушки? Разрешение имеется?

— Это исторический памятник, — побледнел комендант.

— Да уж сам вижу, что не корабельные гаубицы, — мрачно отмахнулся проверяющий. — И что? Орудия боевые? Стреляют?

— Дважды в сутки, — ответил комендант, уже предчувствуя самое худшее. — Как часы. В полночь и в… эт… самое…