Можно спорить: был ли Донован так охвачен своим антикоммунистическим синдромом и желанием любой ценой привести американские войска в Берлин, был ли он введен в заблуждение такими своими помощниками, как Даллес, хотел ли он насолить своим английским конкурентам? Но все это, собственно говоря, дело второстепенное. Главное в том, что он продолжал — изложенную еще в меморандуме 121! — ставку не на совместные действия, а на конфронтацию с Советским Союзом.

Увы, по сравнению с летом 1943 года позиции сторонников конфронтации с Советским Союзом в Вашингтоне укрепились. Если тогда Рузвельт, опираясь на подавляющее большинство в общественных кругах и на влиятельные политические и экономические круги, смог добиться сохранения своего курса, то в начале 1945 года ситуация изменилась. И не только из-за резкого ухудшения здоровья президента. К этому времени — то есть ко времени, когда практически стоял вопрос о разработке основ прочного послевоенного мира, — антикоммунистические, антисоветские, «имперские» тенденции в курсе США стали проявляться все больше. Слова Генри Люса об «американском веке» рассматривались многими как программа действий. А когда после испытания атомной бомбы показалось, что в руках военщины отныне «абсолютное оружие», то давнее стремление стать «хозяином века» возросло до неимоверности. Ведь мечтал же в 1941 году Герберт Гувер, что США «к моменту заключения мира могли бы, обладая нетронутой экономической мощью, положить на стол переговоров свой меч». Теперь этот меч должен был стать атомным!

Конечно, еще действовали и влияли на курс Вашингтона политики, которые видели жизненную необходимость сотрудничества с Советским Союзом. Но они понимали, сколь трудно идти к этой цели. Вот, к примеру, Джозеф Дэвис — человек, который еще в июне 1941 года настоятельно советовал Рузвельту вести борьбу на стороне СССР. Через два года он писал советнику президента Сэмуэлю Розенману, что идет активное противодействие линии Рузвельта и что рузвельтовский курс окажется под угрозой в случае преждевременной смерти президента. В марте 1944 года Дэвис записал в дневнике: «Я с превеликим сожалением вижу, что многие люди моего круга отказываются понять элементарную истину, а именно: без мирного сосуществования Запада и России будущее их детей будет находиться под угрозой так же, как и их собственное будущее».

На Рузвельта «давили». Генерал Маршалл осенью 1944 года даже прочитал ему «лекцию» о необходимости сохранения американского превосходства в послевоенном мире. Генерал считал необходимым приостановить советское наступление у советских «границ 1941 года» и не допускать советские войска в Германию. Давление, увы, не оставалось без результатов. В частности, в государственном департаменте все более сильные позиции стали занимать завзятые антикоммунисты и недруги Советской страны — Дж. Грю, Дж. Бирнс и другие. На пути от Тегерана к Ялте — последней встрече союзников во время войны — все время нарастали препятствия. Тем более высоко надо оценить Ялту как подтверждение того курса, который привел антигитлеровскую коалицию к победе.

Операция «Санрайз» выглядела бы лишь случайным эпизодом, если бы мы не видели куда более глубоких корней острой политической борьбы, которая шла в начале 1945 года в вашингтонских «коридорах власти». Именно в это время там рассуждали о судьбах послевоенных отношений в мире, и в первую очередь с Советским Союзом. Если перелистать ныне рассекреченные документы высшего военного руководства США, то мы увидим, что в них открыто — гораздо более открыто, чем во время войны! — эти вопросы ставились и обсуждались.

Вот один из таких документов. Он составлен объединенным комитетом начальников штабов 5 апреля 1945 года (номер 1301/2) и отражает курс, который вел к победе. [106] Его главный тезис гласит: «Поддержание единства союзников при завершении войны должно оставаться кардинальной и главенствующей целью наших военно-политических отношений с Россией».

Исходя из этого, документ считал второстепенными те «недоразумения», которые возникли с СССР в последнее время и были связаны, как признают авторы, с пребыванием «групп союзнического персонала» на территории, где сейчас находятся советские войска. Памятуя о деятельности подобных шпионских групп (например, миссии Визнера в Румынии), мы знаем, что Советский Союз не имел оснований восторгаться их незаконными акциями.

Далее в документе отмечается и «бернский инцидент» (то есть переговоры с Вольфом), который вызвал «весьма серьезные недоразумения в политической сфере». «Вполне возможно, — признается в документе, — что переговоры в Берне были спровоцированы и использованы немцами, чтобы усилить эти недоразумения». Золотые слова! Понимание опасного смысла операции «Сан-райз» было тогда настолько ясным, что военные руководители предлагали от имени президента направить И. В. Сталину послание следующего содержания: «Я настолько глубоко расстроен возникшим весьма неудачным и серьезным недоразумением, что хотел бы в дополнение к моему посланию от 4 апреля добавить такое предложение: направить на Западный фронт группу советских официальных лиц, пользующихся Вашим доверием, которым будут созданы все возможности наблюдать военные операции и самим убедиться в доброй воле английского и американского правительств».

Но это послание не было отправлено. Верх брала другая позиция, наиболее цинично изложенная тем самым генералом Дином, которому Донован в 1943 году направлял свой «основополагающий» меморандум 121. Сейчас же Дин возглавлял американскую миссию в Москве. Вот его откровенные рассуждения:

Итак, Дин косвенно признает, что спасение США и Англии зависело от Красной Армии. Оставим на его совести рассуждения о том, что США и Англия «делали все», чтобы спасти Советскую страну. Мы знаем, как дела обстояли в действительности. Но вот война пришла к концу, и Дин требует: «Сейчас возникает новая, серьезная ситуация. Перед нами Россия, которая не только одержала победу над немцами, но и уверена в своих силах, дающих ей превосходство над союзниками».

Опять передержка, но чего ожидать от генерала? Зато тем решительнее он требовал: «На этой стадии войны военное сотрудничество с Советским Союзом не является жизненно важным для Соединенных Штатов. Конечно, весьма необходимо своевременное и эффективное участие России в войне на Дальнем Востоке. Однако я уверен, что советское участие куда важнее для них самих».