Едва он вышел из дома, как по нему дали очередь из пулемета. Пуля попала в грудь.

— Сперва не было больно, только очень жарко, а потом стало все больней, больней и вдруг пить захотелось. А воды так и не принес.

Сейчас Женя поправляется, но от потери крови он так ослаб, что еще с трудом ходит и лицо у него совсем белое. О себе и о том, что было раньше, он говорит, как о чем-то далеком и невозвратимом:

— Когда-то я учился в школе... когда-то я очень хорошо читал...

Он жалуется, что все перезабыл — все правила грамматики, всю таблицу умножения.

— Даже почерк у меня стал другой — «неправильный».

А ему очень нужно много писать: он разыскивает свою маму. Может быть, она тоже убита, а может быть, и уцелела, только как узнать?

— Центральная наша почта в деревне, которая еще у немцев, — вздыхает он, и вдруг глаза его загораются: в палату вносят газету. — Может быть, сегодня ее уже взяли?

На коленках

Галя Боброва из деревни Мантрово при обстреле их деревни с самолета потеряла четырехлетнего братишку и сама была ранена в спину.

Своей раны она сперва даже не заметила: маленький братишка лежал перед ней на лавке с раздробленным черепом, через отверстие был виден мозг, и кровь лилась из раны на пол, на кровать, личико его быстро синело, мертвело, наконец он перестал дышать. А только что он весело смеялся.

О чем бы Галя ни говорила, она опять возвращается к этим страшным минутам; видимо, она не забудет их, даже когда станет седой старухой.

Но это было только первое Галино испытание. Фашисты вошли в их деревню. Всех жителей они пытались угнать в немецкий тыл. Но те не хотели уходить. Вырыли себе ямы и прятались в них. При обстрелах отец относил туда Галю на руках — раненая девочка не могла ходить.

Однажды, когда наши части были уже близко, немцы отдали распоряжение о немедленном выходе всех жителей для отправки. Несколько человек спряталось от фашистов в бане на краю села. Туда притащил отец и Галю, задыхаясь от тяжести: все-таки Гале четырнадцать лет, вес большой, хотя девочка и похудела за эти ужасные дни.

Немецкие части поспешно отступали. Несколько их проходило мимо бани, услышали, что там шевелятся люди, и наугад, не глядя, дали очередь из автомата. Галин отец даже не крикнул — пуля попала ему в сердце.

— Лучше бы меня убили, чем папу, я все равно уже была раненая, — плачет Галя; она всегда плачет, когда рассказывает о папе.

Наши части еще не подошли, но у немцев они уже не могли оставаться и ночью пошли навстречу своим. Мать несла малышей. Галя не могла итти — она ползла.

— Я бы весь свет проползла на коленках, только бы добраться до своих, — повторяет она, сжимая руки на груди.

На этом пути Галя потеряла и всю остальную семью. Где они сейчас, она не знает.

Мирное поле

Двенадцатилетний Вася Носиков из деревни Никоново под Калининым видел почти невероятное.

Немцам надо было проверить одно поле, были у них основания думать, что оно минировано. Надо было бы по-настоящему послать саперов, но они придумали другое.

Как раз в это время подготовлялась отправка большой группы населения в их тыл. Немцы так увеличивают число военнопленных, получая бесплатную рабочую силу. Мужчины обычно уходят в леса, им достаются женщины, дети, старики. Тут собрались целиком целых три деревни — Юшино, Никоново и еще Пьянково. Запрягли лошадей, положили на них вещи, посадили детей.

Толпа двинулась по дороге, но едва они стали подходить к Волге, как их с большака повернули в сторону. Весь обоз широко рассыпался по полю.

Вася был со своими — с матерью и старшей сестрой Маней. На возу рядом с ними сидела четырехлетняя дочка соседа Лидочка.

Взрыв был жесток и внезапен. Уже падая, Вася увидал, как подбросило кверху воз, будто невидимой силой. Лидочка с распоротым животом упала подле него.

Когда он пришел в себя, мирное поле походило на поле битвы. Ржали кони, валялись трупы, стонали раненые. В тех, кто пытался убежать с поля, стреляли из автоматов, так что раненых и убитых было огромное количество. Из трех деревень осталось в живых едва полдеревни.

У Васи мучительно болела нога. Он посмотрел на нее — она висела на лоскуте кожи.

— Пропала нога, — вздыхает Вася, но тут же добавляет: — ничего, какую-нибудь другую придумают! Наука и техника!

Он же мужчина, ему нельзя падать духом.

Не повезло

Когда немцы пришли в село Хворостинино под Волоколамском, они, как всегда, всех жителей выгнали из хат. Тринадцатилетний Толя Соболев вышел на снег в одних портянках — валенки его понадобились фашистам. Он забрался в заброшенный блиндаж и семь суток сидел там один, как пещерный человек.