На лаконичное объяснение Уцуми Цутаэ с серьезным видом закивала.

— Раньше много любопытных приезжали сюда на экскурсию, доставляли нам хлопот. В последнее время все стало забываться. Даже те, кто в окрестностях живет, перестали об этом говорить. Хорошо, если бы хоть какие-нибудь слухи были, но — тишина, ничего. Раньше разное болтали, не отвечая за свои слова: кто говорил, что девочку в Сикоцу утопили, кто говорил, что медведь бурый задрал.

Неожиданно из рук Цутаэ чуть не выскользнул стакан с чаем. На мгновение на ее лице отразилась нервозность, выдавшая возраст, и сразу исчезла.

— Ну, слухи-то, они всегда есть, — заговорил Уцуми.

— Ой, да неужели?

Цутаэ медленно открыла глаза и ласково посмотрела на Уцуми.

— Например, что госпожа Идзуми и Мидзусима-сан собираются пожениться.

— Да что вы такое говорите! — засмеялась Цутаэ и заискивающе уставилась на Уцуми. — Интересно, кто такие глупости говорит? С чего бы бедному Мидзусиме-сан жениться на такой старушенции?

— Завидуют, наверное, вот и болтают.

От радости Цутаэ аж покраснела.

— Да что вы такое говорите!

Уцуми безжалостно продолжал:

— Если женится, то, может быть, получит и дом, и машину, разве не так?

— Ну что за ерунду вы говорите! Я вся в долгах. Вы же знаете, почему Идзуми-сан покончил с собой? — раздраженным, совершенно поменявшимся низким голосом сказала Цутаэ.

— Нет, не знаю. Можно поинтересоваться — почему? — спросил Уцуми, поглаживая начавший болеть живот.

— Неудачный бизнес. У него были огромные долги. Можно сказать, что личных средств у меня практически нет. Джип вот и тот еле-еле смогла купить. У Мидзусимы машина уже совсем старая была. Я тоже пенсионерка.

Сколько бы Цутаэ ни пыталась подчеркнуть свое плачевное положение, ее жизнь была явно не так уж плоха. И платье, не соответствующее возрасту, и блестящее на пальце кольцо говорили о роскоши. Уцуми решил еще немного нажать на нее:

— Не могли бы вы рассказать о самоубийстве Идзуми-сан?

— Могу, только какое это имеет отношение к исчезновению девочки?

Уцуми сделал недоуменное лицо:

— Пожалуй, никакого. Просто мне самому интересно.

— И что же вас так заинтересовало?

Увидев, что на лице Цутаэ неожиданно появилось недовольство, Уцуми решил задать наводящий вопрос:

— Идзуми-сан застрелился из охотничьего ружья, так? Это ведь случилось в каком-то охотничьем угодье. Запамятовал, где оно находится?

— В поселке Сиранукатё, что в Кусиро. Для меня это было полной неожиданностью. Представляете, вдруг раздается звонок из полиции. Он каждый год ездил в этот поселок, охотиться на пятнистого оленя. Знакомых у него было много, так если кто приглашал, он обязательно ехал. Сколько я его ни просила не ездить, не убивать животных, потому что это такая жестокость, он меня не слушал.

— Охота — интересное занятие. Бросить невозможно.

— Ну, может быть, для мужчин это и так. — Увидев, что Уцуми заглотнул наживку, Цутаэ разошлась, как, бывает, расходится река в нижнем течении. — Когда мне из полиции-то позвонили, у меня прямо руки опустились. Ну, представьте себе, вам неожиданно сообщают, что ваш муж застрелился из охотничьего ружья. И что пока неизвестно, самоубийство это или несчастный случай. Вложил дуло в рот и нажал курок, оставил предсмертную записку. Я когда это услышала, сразу поняла, что это может быть только самоубийство. И горевала и досадовала одновременно, что он вот так ушел, оставив меня одну. Сидела рыдала, не знала, как мне быть. Сразу же сказала Мидзусиме, что надо ехать на место происшествия, а он сказал, что для меня это слишком тяжелое зрелище и чтобы я не ехала. Так что я уж только с его костями и прахом встретилась. Сейчас думаю, что я правильно поступила. Сами посудите, так у меня только светлые воспоминания о нем остались. А там, глядишь, постепенно и скорбь, и ненависть исчезнут.

Видимо, собственный рассказ разволновал Цутаэ, она прослезилась. Не обращая внимания на ее слезы, Уцуми поинтересовался:

— А что было написано в предсмертной записке?

— Там было подробно написано, как он оказался весь в долгах. А в конце он просил Мидзусиму-сан позаботиться обо мне.

— Вот как? — усмехнулся Уцуми. — Выходит, Мидзусима-сан унаследовал вас как часть имущества.

На неприкрытый ядовитый намек Цутаэ резко замолчала. Уцуми рассматривал ее шею. Кожа бархатистее, чем у молодых женщин, как у мраморной скульптуры, что приобретает округлость и блеск от прикосновения человеческих рук. Уцуми знал от Асанумы, что в то утро, когда исчезла Юка, Мидзусима был в этом доме в постели с Цутаэ. Возможно ли, что эти показания были неправдой, что Цутаэ пыталась выгородить Мидзусиму? Слух об увлечении Мидзусимы маленькими девочками никак не давал Уцуми покоя. А если он и вправду педофил, значит ли это, что он не мог вступить в связь с немолодой женщиной? Уцуми бы не смог. Ему, питавшему сейчас отвращение к сексу, была неприятна эта обольстительность, сочившаяся из Цутаэ как губительный яд.

— По крайней мере, Мидзусима-сан благодарен супругу за то, что обеспечил его работой управляющего на весь остаток жизни.

— Так поселок же совсем не осваивается. Получается, что Мидзусима-сан работает вашим личным управляющим.

От такой шутки судорога исказила лицо Цутаэ, но улыбка не исчезла.

— Говорят, в то утро, когда исчезла Юка, вы были в постели с Мидзусимой-сан.

— Нет, — взяв себя в руки, покачала головой Цутаэ. — Мы все втроем завтракали и смотрели новости по телевизору. Я очень хорошо это помню. Мидзусима-сан у нас поклонник японской еды, я специально для него приготовила рис. И еще суп мисо. Положить в суп было нечего, и Идзуми-сан сходил в сад за домом набрать побеги имбиря. Получился супчик с морской капустой и имбирем. Муж ел вафли, яичницу и пил холодный чай. Я такие вафли отменные наловчилась печь, что про них далеко слава идет. В следующий раз, когда пожалуете, я и для вас испеку.