— И что такого «классного» ты нашел в Росетти?

Хосе ответил не сразу. «Классность» Росетти выражалась в том, что он имел уйму прекрасных женщин и знал, как использовать их и как ими управлять. Но эта формулировка вряд ли понравилась бы вспыльчивой Лайзе Родригес.

— Ну, не знаю… в общем, он мне показался довольно умным, — сказал наконец Хосе, неопределенно взмахнув рукой. — Да мы с ним почти и не говорили.

— Он тупой, как полено, — рявкнула Лайза. — Он из тех мужиков, которые считают, что модный журнал — это книга, а Ширли Маклейн и Джейн Фонда — интеллектуалки. Тебе он кажется классным, потому что без конца трахает баб.

Ответить на это было нечем.

Хосе почувствовал, что пора выпить еще мартини.

— Может, у него комплекс… как у Дон Жуана… или он гомик, но вроде старается доказать обратное. — Хосе помолчал. Это был его интеллектуальный потолок. — Так нам объясняли на уроках психологии, — добавил он в виде пояснения.

— Вполне возможно, дорогой Зигмунд Фрейд, потому что, когда Росетти трахал меня в первый раз, сзади его обрабатывал баскетболист-филиппинец.

Хосе, допивавший свой мартини, поперхнулся.

— Не может быть… — пролепетал он.

— Очень даже может. Мне было тринадцать, но он не был суеверен.

Хосе пытался прояснить ситуацию. Неужели Росетти педераст? Психологи правы? И Лайза Родригес участвовала… в оргиях?

Потом он придумал объяснение:

— Он заставил тебя делать это… Вроде как изнасиловал, да?

Лайза помолчала.

— Нет, это не было изнасилование. Он не заставлял меня. Я не хотела делать этого, но мне нужно было то, что он мог дать мне, и это все решило. Тебе не понять, что значит нуждаться в чем-то.

Хосе подавил улыбку. И Лайза может ошибаться. Например, ему очень нужна машина «Тестаросса». Его друзья уже начинают посмеиваться над его «Порше». А вот сейчас ему нужна Лайза Родригес. И эта потребность становится уже почти болезненной.

Лайза поднялась, словно развернула флаг. Она выставила вперед ногу, откинула плечи и подставила себя под лучи солнца. Она знала, что творят с ней эти лучи. Они делают ее твердой, как алмаз, обволакивают ее стройное тело, подчеркивая ее абсолютную власть над миром, над мужчинами, над мальчиками, такими, как Хосе.

— Пошли, надо поесть. Мне надоело сидеть здесь, в этой твоей дурацкой лодке.

Лайза нырнула в каюту, надела тенниску и белую мини-юбку. Через несколько минут они уже шли по Бей-сайд среди толпы гуляющих, Лайза — впереди, а Хосе старался выглядеть сдержанным, купаясь в лучах ее славы. Испанцы узнавали ее: Лайза была их звездой. Они обращались к нему, не к ней, хватая его за рукав с вопросом: «Это Лайза Родригес?» Некоторые бормотали: «Ну, ты мужик!» — выражая уважение мужчине, который владеет такой женщиной хотя бы на пять минут. Хосе отталкивал их всех, улыбаясь непроницаемой улыбкой обладателя.

В ресторане было еще лучше… или хуже. Обычно холодная, как лед, дама за стойкой даже растерялась, узнав супермодель. Целый отряд официантов провожал их до лучшего столика у окна, а двое из них едва не столкнулись, придвигая стул этой легендарной девушке.

Лайза тяжело опустилась на место. Она оглядела обедающих, которые вытягивали шеи, чтобы увидеть ее.

— Нас посадили поближе к психам, — громко заявила она. — Я припоминаю этот ресторан. Тут неплохо.

Здесь все напоминало о старой Испании, начиная с изразцового пола и кончая потолком из дубовых балок. Стулья были обтянуты коричневой кожей, стены обиты гобеленовой тканью, сияющие белизной скатерти свисали до самого пола. Гитарист наигрывал севильяну.

— Шампанское? — с надеждой спросил Хосе.

— А что же еще?

— Какое шампанское ты предпочитаешь?

— Мокрое, холодное и шипучее.

Лайза Родригес не играла в эти игры с марками вин. Популярные писатели надоели ей этой игрой до смерти.

— Принесите бутылку самого дорогого шампанского, какое у вас есть, — надменно потребовал Арагон. — Спорят о том, какое шампанское лучшее, — добавил он, как бы извиняясь за свою помпезность, — а по поводу того, какое самое дорогое, не может быть спора.

Он слышал, как его отец произносил эту фразу. А у его отца были замечательные любовницы.

Лайза улыбнулась. Неизвестно, что он еще сможет или не сможет, но ресторан этот мальчик выбрал хороший.

— Твой отец очень остроумен, — сказала Лайза, проникая в его подсознание.

— Он так считает.

— Я вижу, откуда ты этого набрался.

Ах, мальчик, мальчик. Кнутом и пряником.

— Спасибо.

Хосе потупил глаза. Она улыбалась ему. Крутые парни, сидевшие за соседним столиком, хотели бы оказаться на его месте. Там все замерли, пища застряла в открытых ртах, глаза похотливо разглядывали девушку, с которой он сидел за столом. Сквозь простенькую белую тенниску ему видны были ее груди без бюстгальтера. Они упирались в ткань, словно искали выход, острые, торчащие вверх, черт побери, как груди девушек племени масаи. Хосе дрожащей рукой взял бутылку шампанского.