Стоя в старенькой кособокой ванной, которую Джо снабдил душем, и чувствуя, как струи горячей воды стекают по коже, Элеанор поразилась тому, какое удовольствие она получает и как легко ей удалось снова вернуться к привычному укладу жизни после всего, что пришлось пережить сегодня. Она подумала, что и у Джо на корабле среди ужасов войны наверняка случалось затишье, когда ничего не нужно было делать, кроме как травить байки и играть в карты. И скорее всего, тогда он думал не о том, как остаться живым, а как набрать побольше взяток. Интересно, сможет ли она жить дальше так, словно ничего не произошло? Ей придется это сделать. Ради Люси. И ради себя тоже.

Насухо вытершись полотенцем, она надела поношенные «левайсы» и старую фланелевую рубашку Джо. К тому времени, как она присоединилась к Уильяму, он выпил уже как минимум четверть того, что оставалось в бутылке, хотя на нем это никак не отразилось. Если спиртное на него и подействовало, то только позитивно. Лицо его порозовело, он выглядел не таким напряженным. Он слабо улыбнулся и придвинул к ней стакан.

— Вот. Выпей. Это поможет тебе уснуть.

— Не думаю, что что-то может заставить меня уснуть, — ответила она, но стакан взяла.

Они сидели молча. Элеанор потягивала виски. Ее окружали обычные домашние ночные звуки: шум печи в подвале внизу, гудение холодильника и тиканье часов над печью. Трудно было поверить, что буквально час назад они рыли могилу.

— Что сказала тебе жена? — наконец отважилась спросить Элеанор.

— Думаю, больше всего ее расстроил тот факт, что ее разбудили. Что совершенно не означает, что мне не влетит позже. — Он пожал плечами, но она видела, что он обеспокоен.

— Я не хочу, чтобы что-то встало между тобой и Мартой, — твердо сказала она.

— Боюсь, уже слишком поздно об этом думать.

Он посмотрел на нее. И в этом неприкрытом воспаленном взгляде, суровыми испытаниями дня лишенном всякого притворства, она увидела истинную глубину его чувств.

И Элеанор обрадовалась, пусть даже за это ее душа будет трижды проклята! Она была рада и в то же время напугана, поскольку считала, что уже и без того принесла ему достаточно несчастий.

— Ты еще можешь все исправить, — сказала она. — Ты ведь даже не пытался…

— Возможно, я устал пытаться.

— Сейчас ты говоришь так, а утром будешь чувствовать совершенно иначе, — настаивала она. — Сейчас ты не можешь размышлять трезво.

— В моей голове ясно, как никогда, — сказал он странным, пустым голосом, который словно поднимался со дна колодца. Он не сводил с нее горящих глаз.

Элеанор перевела взгляд на темное окно и вздрогнула. Ей почудилось там искаженное злобой лицо Лоуэлла. Она одним глотком осушила стакан, и жидкость потекла в желудок, согревая ее изнутри.

— Боюсь, это все, что было из выпивки, если только у тебя не припрятана еще бутылочка, — сказал Уильям.

— Все равно. Еще немного, и меня уже не примут в светском обществе.

Мысль о принадлежности к тому или иному обществу, будь оно светским или каким-то еще, показалась ей забавной, и Элеанор хихикнула. Вскоре она истерически хохотала, задыхаясь от икоты.

Уильям поднялся и взял ее за руку, поднимая со стула.

— Пойдем, уложим тебя в кровать.

Внезапно веселье покинуло Элеанор, сделав ее слабой и безвольной. Уильям проводил ее через холл в спальню, Элеанор шаталась, словно старуха. Она упала на кровать, даже не сняв одежду. Он укрыл ее одеялом, целомудренно поцеловал в лоб и уже собирался выйти из комнаты, когда она схватила его за руку. В свете, падающем из коридора, она прочла в его глазах тревогу. Это был взгляд человека, который знает, что в его жизни грядут перемены. И что эти перемены не к лучшему.

— Не уходи, — прошептала она.

Он покачал головой и мягко сказал:

— Тебе нужно немного отдохнуть. Я посплю на диване.

— Нет. Пожалуйста. Я не хочу оставаться одна.

Он молча кивнул, сел на край кровати и разулся. Когда он забрался под одеяло и лег рядом, близость его тела согрела ее, словно глоток виски. Он обнял ее и прижал к себе. Его запах напомнил ей о совершенном сегодня вечером преступлении. От него пахло потом, грязью и смолой от сосновых веток, которыми они накрыли могилу Лоуэлла, но это почему-то лишь усиливало ее любовь к нему.

Она прижалась к нему сильнее и нетвердым голосом сказала:

— Странно, правда? Ты и я вместе в постели. Я много думала об этом, но не представляла, что все будет именно так.

— Я тоже.

— Значит, ты тоже об этом думал?

— Даже больше, чем тебе стоит знать.

— Как ты считаешь, с нами что-то не в порядке, если мы вот так общаемся после того, как только что похоронили человека?

— Думаю, мы уже давно живем не по правилам, — сказал он, в темноте поглаживая ее по щеке. Его голос был хрипловатым от усталости, изо рта пахло виски. — А теперь почему бы не поспать? Мы можем поговорить об этом утром.