Она выдавила из себя улыбку.

— Сейчас поедем, милый. Мне просто нужна была минутка, чтобы собраться.

— Мы сейчас домой? — спросил он, когда Эллис завела машину.

— Да, милый. Сразу домой.

А куда еще она могла податься? В магазин за квартой молока? На почту, чтобы забрать все, что пришло на ее имя? Она даже представить себе не могла, что когда-нибудь сможет заниматься этими повседневными хлопотами, а о том, чтобы браться за это сейчас, даже речи быть не могло.

— А папа будет? — В голосе, выдающем крайнюю обеспокоенность, прозвучала жалостливая нотка.

Эллис четко осознала, что не стоило брать его сегодня с собой. Но она настолько верила, что присяжные войдут в ее положение и посмотрят на вещи с нужной точки зрения, что приняла неверное решение. Теперь, помимо всего прочего, она оказалась еще и плохой матерью. Эта мысль пронзила ей сердце, словно пуля.

Она ответила, стараясь, чтобы голос ее не дрогнул:

— Папа на работе, ты же знаешь. Но мы позвоним ему, как только доберемся домой.

Она говорила, и в ней закипала злость. Где был Рэнди, когда она так в нем нуждалась? Где он сейчас?

Эллис сдавала назад, выезжая, когда на другом конце парковки увидела Оуэна. Она остановилась, надавив на тормоза. Он шел через стоянку вместе с женой, Элизабет Уайт, которая сопровождала его на каждое заседание суда. Это была высокая, худая как шпала женщина, которая вытянутым узким лицом, длинной изогнутой шеей и далеко расставленными глазами навыкате напоминала Эллис борзую. Они выглядели умиротворенными, довольно улыбались, радуясь своей победе, и шли не спеша, рука об руку. Сейчас они поедут домой и устроят праздничный ужин, а потом хорошенько отдохнут ночью, в то время как Эллис вынуждена будет как-то налаживать свою жизнь. Она наблюдала за тем, как, подойдя к машине, миссис Уайт направилась к пассажирскому месту, в то время как Оуэн замешкался, доставая из кармана ключи от того самого серебристого «мерседеса», который сбил Дэвида.

Позже Эллис не вспомнит практически ничего из того, что происходило дальше. Однако в тот момент каждая деталь воспринималась с особой остротой: тускло поблескивающая на тротуаре жирная лужа, возле которой стоял Оуэн; отражения деревьев, проплывающие в лобовом стекле «Шеви Малибу», выезжающего за ним; детский галдеж в маленьком сквере рядом со зданием суда. Это были последние вехи нормального, знакомого ей мира, вслед за которыми действительность перевернулась, а ее закружило, завертело и унесло в никуда.

Эллис даже не осознавала, что ее нога жмет на газ. Казалось, машину разгоняет какая-то неведомая сила, над которой она не властна. А потом было только перекошенное от страха лицо убийцы ее сына и пронзительный крик Джереми.

Наши дни

На пристани паром встречал пес, черный, с белыми лапами и белой «манишкой» на груди. Он напомнил Колину английского дворецкого, приветствующего гостей, которые прибыли в поместье лорда на уикенд поохотиться на куропаток. Бордерколли. Судя по всему, собака была именно этой породы, которая встречается чаще на фермах по разведению овец, нежели на тихоокеанском северо-западе. И тем не менее пес, освещаемый лучами закатного солнца, которые касались выжженного солнцем асфальта, прекрасно вписывался в обстановку.

— Пес старого МакГинти, — словно в ответ на мысли Колина, произнес чей-то голос.

Колин повернулся. Рядом с ним стоял уже далеко не молодой мужчина со слезящимися глазами и развевающимися на ветру редкими седыми волосами.

— Художника МакГинти? — уточнил Колин.

Мужчина, заметно помрачнев, кивнул.

— Печально, что его не стало. Об этом объявляли в новостях. Все здесь знали его как старину МакГинти. Знали его и пса. Они были неразлучны. — Он покачал головой, взглядом указывая на колли. — Бедняга… Каждый день, в дождь и в жару, он встречает рейс 16.40 из Анакорта.

Видимо, Колин выглядел немного озадаченным, поэтому мужчина пояснил:

— Старик ездил на большую землю раз в месяц или около того. И всегда возвращался одним и тем же паромом. А в тот раз не вернулся. И тогда мы поняли, что что-то случилось. Только смерть могла разлучить его с псом.

«Бедный Дики…» Колин едва не произнес это вслух, но спохватился, что пес не может быть собакой из его детства. К тому же это только подогрело бы любопытство попутчика, в котором Колин сразу же распознал местного сплетника. Он пока не был готов к тому, чтобы всему острову стало известно о цели его приезда. Если кто-то его здесь и вспомнит, то только как мальчишку, который каждое лето приезжал навестить дедушку. Они никогда не признают в высоком, темноволосом, с ранней сединой серьезного вида мужчине того непоседливого быстроногого мальчишку. Вот разве что печальные складки, что залегли в уголках глаз и рта, делали его похожим на деда — человека, известного всем как «старина МакГинти».

— И кто теперь приглядывает за псом?

— Соседи, живущие выше по улице, забрали его к себе. — При этом у мужчины было такое гордое выражение лица, словно он хотел сказать: «Мы своих не бросаем». — Но кормить животное и быть его владельцем — разные вещи. У этого пса может быть только один хозяин.

И он указал пальцем на колли, который как раз приподнялся. Собака навострила уши и повела носом в предвкушении приезда хозяина.

Мужчина попрощался и смешался с потоком пассажиров, двигающихся к трапу, но Колин, занятый своими мыслями, ограничился лишь кивком. Он остался на верхней палубе, не торопясь высаживаться на берег, а поток тем временем превратился в струйку из отставших от толпы пассажиров. В воздухе уже веяло осенней прохладой, но в голове его роились летние воспоминания из далекого детства. Он стоял, прислонившись к перилам и вглядываясь в берег. Пронизывающий ветер со стороны залива норовил залезть ему за поднятый воротник.