— Я сознательно сделал пластыри с высокой концентрацией фидуса, — говорит он, — так что одного достаточно, чтобы быстро успокоить человека. Но проблема в том, что с такой высокой концентрацией…

— Трех хватит, чтобы его убить.

— Да. Они очень сильнодействующие… два пластыря… все замедляют. Работу органов. Слишком большая нагрузка для тела. Три — это смерть. Мне стоило уменьшить дозу, но я ведь думал…

— Думал, что сам будешь их прописывать.

— Я или Кит. Те, кто понимает опасность наркотика и может контролировать процесс. — Его голос звучит виновато и расстроенно. Но я виноват не меньше. Это ведь я одобрил использование пластырей.

Какое-то время мы оба молча смотрим на его разгромленный кабинет. Обычно в нем все так аккуратно и упорядоченно. Сейчас тут полный хаос. Стол валяется у стены. Дверцы шкафа разбиты, вокруг разбросаны пестрые пластыри — всех цветов кроме бледно-зеленого.

В кабинет влетает Кит.

— Там поступают сообщения, — выдыхает она.

— О чем? — огрызается Док.

— Кто-то умер. Еще кто-то. От пластырей.

Мы тут же возвращаемся к лихорадочной активности. Док ведет по уровню фермеров электрическую тележку, я сижу позади. Уровень проносится перед глазами, но единственная моя мысль — о том, что за время моего правления ситуация все ухудшается и ухудшается.

— Ты должен что-то сделать, — обращается ко мне Док, перекрикивая рев тележки. — Чтобы фермеры увидели в тебе настоящего лидера. Поверни проблему так, чтобы продемонстрировать свою власть!

Ага. Обязательно.

Добравшись до Города, Док останавливает тележку у квартала ткачей.

— Почему мы тут встали? — спрашиваю я. Сердце сжимает тяжелым предчувствием.

Док не успевает ответить; кто-то сдергивает меня с тележки и толкает на землю. Я спотыкаюсь, едва удержавшись на ногах.

— Долбаный псих! — вопит Барти.

Я в изумлении отступаю на шаг.

— Что ты…?

Барти обеими руками сильно толкает меня в грудь. Отшатываюсь назад и ногами натыкаюсь на тележку. Он бросает мне в лицо горсть бледно-зеленых медпластырей.

— Это ты сделал? — кричит Барти, нависая надо мной.

— Я не знаю, о чем ты.

— Ваши «особые» медпластыри накачаны фидусом, тупица. — От его рева мне на лицо летят капли слюны.

— Я… я знаю, — говорю я, оглядываясь через плечо на то место, где рассыпались по земле пластыри.

— Знаешь? И даже отрицать не пытаешься? Ты знаешь? Как ты мог опять посадить корабль на фидус? Ты… ты клялся, что больше не станешь его использовать! Больной полоумный придурок!

— Где ты их достал? — кричу в ответ. Мне не нравится, как он суется мне в лицо, но он все не отстраняется, не дает мне спокойно вздохнуть. Пытаюсь выпрямиться, но он не отступает.

— Как ты мог? — скалится Барти. — Разгуливаешь тут и треплешь про то, какой ты молодец, отменил фидус, а потом просто лепишь на всех долбаные пластыри, и готово! Стоит кому-то встать у тебя на пути, перейти тебе дорогу — и ты просто лепишь на него пластырь!

Барти резко отворачивается, но только я делаю шаг к Доку, который потрясенно стоит на обочине, как он возвращается и толкает меня с такой силой, что я снова врезаюсь в тележку.

— Знаешь, ты еще хуже Старейшины! По крайней мере, он ко всем относился одинаково. А ты наказываешь, кого пожелаешь.

Потрясая кулаком, он поворачивается, чтобы уйти.

— А ну-ка погоди! — кричу. Барти останавливается, но не поворачивается. Он держится болезненно прямо, руки снова сжимаются в кулаки. — Я ничего плохого не делал!

— Ничего не делал? — огрызается Барти, не глядя на меня. — Скажи это Лил.

И он шагает прочь. Люди вокруг молча смотрят на нас, но, как только Барти заворачивает за угол, начинают шептаться.

— Лил? — спрашиваю я Дока, собирая пластыри с земли и распихивая по карманам. Может, конечно, они разбросаны по всему кораблю, но, по крайней мере, я буду знать, что вот эти точно не попадут в ненужные руки.

Док мрачно хмурится, но смотрит он не на меня, а туда, где скрылся Барти.

— Это ее нашли мертвой.

Взлетаю по ступенькам дома Харли. Не знаю, что я ожидал там увидеть — его мать уже мертва. В трейлере все точно так, как было — грязно и слегка воняет. Лил лежит, разметавшись на постели, там же, где мы с Эми ее оставили.