Шрифт:
Наклоняюсь и снова выдыхаю ему в рот. Приходится проглотить слезы. Я не стану плакать.
Он не умер. Я не дам ему умереть.
Уф!
Отстраняюсь, чтобы еще раз вдохнуть… и едва-едва замечаю… дуновение воздуха от Старшего. Наклоняюсь лицом к его щеке — и чувствую. Дыхание. Его грудь поднимается и опускается, снова и снова. Опускаю лицо к его груди.
Вот оно — биение, слабое, но ровное биение жизни.
Положив голову Старшему на грудь, я наслаждаюсь его теплом и тем, что он все еще жив.
41. Старший
Я прихожу в себя со стоном. Кажется, кто-то раздвинул мне ребра, а потом кое-как закрыл обратно.
— Старший! — Надо мной наклоняется Эми.
— Что случилось? — Мой собственный голос звучит незнакомо и тонко. В носу холодок — в него дует трубочка с воздухом.
— Кажется, ты немножко умер, — говорит Эми и пытается рассмеяться, но звук тает на губах. Глаза у нее красные, будто она долго плакала или сдерживала слезы.
Мгновение лежу неподвижно, прислушиваясь к ощущениям. Мы в Больнице.
— Чувствую себя отвратно, — констатирую наконец.
— Да, так бывает, когда немножко умрешь.
Эми двигается к двери, но я хватаю ее за запястье.
— Не уходи.
— Надо позвать Дока, — объясняет она. — Он ждал, когда ты очнешься.
— Попозже, — говорю я, вытягивая трубку из носа.
— Не надо. Там же кислород.
— Мне и этого хватает, видишь? — Нарочито глубоко вдыхаю и убираю трубку.
Она хмурится, но позволяет притянуть ее к себе и усадить на край кровати. Кусаю губу, но тут же отпускаю — губы все в синяках и болят. Во рту чувствуется вкус меди.
— Я думала, что потеряю тебя, — шепчет Эми, гладя пальцами мою щеку, где еще виден синяк от удара Стиви. Пальцы у нее прохладные и касаются так легко, что я едва чувствую.
— Все нормально, — криво улыбаюсь я. — Даже лучше.
— Точно? — спрашивает она и убирает волосы с моего лица.
— Эми, — начинаю я, сделав глубокий вдох и смакуя вкус воздуха. — Эми, мы добрались. Мы у самой планеты. Мы прилетели.
Она недоверчиво морщит лоб.
— Я видел ее там, снаружи. Я видел Центавра-Землю.
Качает головой, будто перекатывая мои слова внутри.
— Мы приземлимся. Скоро.
Что-то щелкает. Ее взгляд расфокусируется.
— Можно будет разбудить маму с папой, — говорит она медленно. — Мне не придется всю жизнь сидеть на корабле. Я смогу снова выйти улицу. Я увижу солнце.
— Солнца, — поправляю я. — У Центавра. Земли два солнца.
— Солнца. Солнца. — Свет в ее глазах напоминает мне о двух сияющих сферах над нашей планетой.
— Ну, теперь ты рада, что я там был? — спрашиваю с ухмылкой. — Всего-то и пришлось немножко умереть, зато теперь у тебя есть целая планета!
Я ожидал, что она рассмеется или, по крайней мере, улыбнется. Но никак не того, что врежет мне по руке.
— Тупой ты идиот! — И следом еще один удар. — Зачем мне планета без тебя!
У нее глаза округляются, стоит ей сообразить, что она только что сказала. До этого каждый раз, едва разговор заходил о нас, Эми смущенно меняла тему, но теперь, вместо того чтобы отстраниться, она наклоняется ко мне. Рыжие волосы багрянцем проливаются с ее плеч мне на грудь. Пылающая радость, которая охватила ее при упоминании планеты, сменяется чем-то другим, теплым, словно тихое, но неугасающее пламя.
— Без тебя она мне не нужна, — говорит она тихо.
Протянув руку, обнимаю ее за талию и притягиваю к себе, так что она почти лежит на мне. Я чувствую каждый дюйм ее тела; сердце стучит, как сумасшедшее, — странно, что кровать не шатается.
Она выглядит испуганной, но не ускользает.
А касается моих саднящих губ едва ощутимым поцелуем, мягким и нежным.
В этом поцелуе сладость, и невинность, и обещание.
Позади раздается покашливание Дока.
На лице Эми мелькает удивленное выражение, а потом она отскакивает обратно на стул у стены и мучительно краснеет.
— Как ты себя чувствуешь, Старший? — спрашивает Док, подходя к кровати. Отсоединенная кислородная трубка заставляет его нахмуриться. Он проверяет мне пульс, светит фонариком в глаза.