Водитель, словно угадав ее мысли, нажимает что есть мочи на газ. Степь ровная, трасса видна до самого горизонта, и он гонит машину по-морски, на крейсерской скорости. Машина ревет, стонет, кажется, словно асфальт тает под ее широкими колесами.

Курчавый, будто он нарочно завивает волосы, главстаршина Виктор Добряков все подзуживает юного и розовощекого, как девушка, матроса — водителя Петра Шпичку:

— Семафор дал добро! Курс свободный, жми, браток.

Петр косит глаза на Искру и, увидев в ее взгляде поощрение, крепче берется за руль, выжимая из мотора последние силы.

— Давай, давай, — хохочет Виктор.

— Ой, Витя, — радуется Искра. — Да вас расцеловать стоит, если мы засветло приедем в Новоград…

— Ты слышал, Шпичка?

— Да, слышал, как не слышать, — вздыхает Петр и сразу краснеет. — Кого целовать будут, а кого боцман на губу может посадить…

— Да за что?

— За бензин. На такой скорости она жрет бензин, как верблюд, — жалуется Петр, но скорости не сбавляет. — А повороты тут крутые. Того и гляди придется винтики от мотора собирать…

Виктор словно и не слышит ничего — рукой оперся о ветровое стекло, страхует Искру, чтобы не ударилась, если Шпичка вдруг затормозит.

— Ваш моряк яхты любит?

— Любит! — Искре приятно, что Виктор так кстати вспомнил о ее любимом.

— О, тогда мы его сразу найдем. Не тужите. Я из яхт-клуба сам не вылезаю…

— Найти нетрудно, — смеется Искра. — У него на груди выколото пронзенное стрелой сердце и имя «Искра».

Виктор подскочил. Глаза его вдруг округлились:

— Что вы сказали? Выколото? Не может быть. За это ведь под суд, у кого найдут хотя бы иглу и чернила. А тех, кто уже наколол, на флот совсем не берут… для военного моряка позор эта татуировка…

— Неужели? — искренне удивилась девушка.

— Точно! Вы так отстали, дорогая наша Искра, что и сказать страшно… Сейчас уже и флот не тот, и военные моряки стали совсем другие… Среди торгашей и траловиков это дело еще процветает, а у нас давно нет… Давным-давно…

— Так ведь красиво же! — восхищенно воскликнула Искра.

— Дикари и на лбу выжигали, и на шее. А в носу дырки прокалывали, чтобы прутья или кольца вдевать, как свиньям… Это же каменный век, а теперь атомный…

— Так ведь у моряков это традиция, а не дикость…

— Самая плохая, — прервал девушку главстаршина, не давая ей договорить. — Эти традиции гнали на кулачные бои целые улицы, хутора и даже села… Ни за что ни про что люди ломали друг другу ребра, выбивали глаза. И все это считалось традицией… Ну да ладно об этом. Вы мне скажите лучше другое: какая это сестра будет срочно разыскивать брата? Какая это сестра не знает его адреса? Какая сестра полетит к нему, как к любимому? Какой это брат имя сестры станет выкалывать на груди? А?

— Что же тут объяснять? — спокойно ответила Искра. — Мой брат любит одну мою подружку, а мы с ней тезки. И она его тоже! Да как любит! Света белого не видит. Так никто больше не любит!..

— Ой-ой-ой! — деланно запричитал Виктор.

— Вы уж не перебивали бы. Вот они с братом немного поссорились в письме. Я и должна все выяснить и помирить их. Ясно?..

— Ла-ла-ла! — завопил Шпичка и громко загудел в клаксон.

— Ты что, спятил? — набросился на него Виктор.

— Тут спятишь, услыхав такое, — облегченно вздохнул водитель. И стал сбавлять скорость на спуске. — А я-то думал, что влюбленная — это вы, Искра. А выходит, что это ваша подружка. Чего же вы сразу не сказали? Вот и разбери вас, девушек… Говорят одно, а думают другое… Да если бы я знал такое дело, я бы давно уж к Новограду подвозил вас…

— Так гоните же быстрее. Я вас первого расцелую…

— Меня?

— Вас! — весело выкрикнула Искра и хлопнула его по плечу.

И машина снова рванулась вперед, круто вылетая на середину трассы.

Магической букве «Ф» давали дорогу не только грузовики, но и легковые машины, словно она везла не картошку, а невесть какой ценный груз.

К вечеру они въехали в лес и услышали шелест ветра, который дул с моря и заигрывал с виноградной листвой. Машина по привычке остановилась возле шлагбаума, но там было тихо и безлюдно: ни капитана Корзуна, ни сержантов, ни флотского патруля.