Шрифт:
— И это вот как раз такое «хорошее» дело?
— Именно. Или ты считаешь, что парню вроде Кенни Хендрикса можно ошиваться рядом с Амандой Маккриди?
— Нет, но это еще не повод, чтобы лезть в жизнь к чужим людям.
— А какой повод тебе нужен?
Я хихикнул.
Энджи — нет:
— Она пропала.
— И ты хочешь, чтобы я разыскал Кенни и Хелен.
Она качнула головой:
— Я хочу, чтобы мыразыскали Кенни и Хелен. И я хочу, чтобы мыснова нашли Аманду. Свободного времени у меня сейчас не так уж и много.
— У тебя его вообще нет.
— О’кей, ты прав, — призналась она. — Но за компьютером я по-прежнему отжигаю в полный рост.
— «Отжигаю в полный рост»?
— Я тут заново переживаю начало века.
— Помню начало века — мы тогда были богаче.
— И моложе, и волосы у тебя были гуще.
Она приложила ладони к моей груди, привстала на цыпочки, поцеловала меня:
— Ты не обижайся, солнышко, но чем ты еще сейчас занимаешься-то?
— Бессердечная ты стерва. Я тебя люблю, но все-таки ты бессердечная стерва.
Она рассмеялась — своим хриплым смехом, от которого у меня мурашки по коже бегают.
— И ты от этого в восторге.
Через полчаса Беатрис Маккриди сидела за столом в нашей гостиной. Выпила чашку кофе. Выглядела она чуть получше — не так потерянно, не так разбито, хотя это еще ни о чем не говорило.
— Не стоило мне врать насчет Мэтти, — сказала она. — Уж простите.
Я поднял ладонь:
— Господи, Беатрис, не за что извиняться.
— Просто он… Это одна из тех вещей, про которые ты знаешь, что время тут ничем не поможет, но ведь надо же как-то жить дальше. Понимаете?
— Моего первого мужа убили, — сказала Энджи. — Я не хочу сказать, что понимаю, каково тебе, Беа, просто я для себя уяснила, что, если ты в какой-то момент, хоть на секунду, перестаешь горевать, ничего позорного в этом нет. Не грех это.
Беатрис чуть кивнула:
— Я… Спасибо. — Она оглядела нашу крохотную гостиную. — У вас девочка теперь, да?
— Ага. Габриэлла.
— Хорошее имя. На тебя похожа?
Энджи взглянула на меня за подтверждением, я кивнул.
— Больше на меня, чем на него, да. — Она указала на фотографию Габби, стоявшую на кофейном столике. — Вот она какая у нас.
Беатрис взяла фотографию, присмотрелась и через какое-то время улыбнулась:
— Хулиганка, да?
— Это точно, — сказала Энджи. — Как там говорят, в два года самый ужас?
Беатрис наклонилась вперед:
— Ой, что да то да. С восемнадцати месяцев начинается — и до трех с половиной лет.
Энджи энергично закивала:
— Она не ребенок была, а чудище просто. Я имею в виду, господи, это ж…
— Кошмар просто, ага, — сказала Беатрис. Она выглядела так, будто хотела рассказать какую-то историю про своего сына, но потом осеклась. Уставилась на столешницу, странно улыбнулась, чуть покачнулась в кресле. — Потом это проходит.
Энджи взглянула на меня, а я уставился на нее, не представляя, что сказать дальше.
— Беа, — сказала она. — В полиции сказали, что они проверили твои слова и Аманда была у себя дома.
Беатрис покачала головой:
— После того как они переехали, Аманда каждый день мне звонила. Каждый день. А две недели назад перестала. Сразу после Дня благодарения. И с тех пор от нее ни слуху ни духу.
— Они переехали? Из квартала?
Беа кивнула:
— Месяца четыре тому назад. У Хелен дом в Фоксборо, на три спальни.
Район Фоксборо располагался в пригороде, милях к двадцати к югу. Не Белмонт-Хиллз, конечно, но все равно значительно лучше, чем Сент-Бартс в Дорчестере.
— И где Хелен сейчас работает?
Беатрис засмеялась:
— Работает? Ну, последнее, что я слышала, она шарики из лотерейной машины вытаскивала, в «New store on the block», но это давно было. Думаю, ее оттуда вышибли, как с ней обычно и бывает. Много лет назад она ухитрилась нарваться на увольнение, когда на заправке работала. Ну вот кем надо быть, чтобы и с такой работы вылететь, а?