Широко бытует версия (у которой, правда, нет прямых доказательств, — например, свидетельств самого Портера или тех, кто принимал участие в проекте), что в начале — середине 1889 года наш герой рисовал иллюстрации (26 штук) к книге Дж. Уилбергера «Преступления индейцев в Техасе» (она вышла в Остине в конце того же года). Об этом говорит и манера рисунка (в том числе явное отсутствие профессиональных навыков), и то, что инициатором издания выступил всё тот же Дж. Мэддокс — известный знаток и ценитель техасской истории и, одновременно, старый знакомый Портера, рекомендовавший в свое время его иллюстратором для другого проекта — воспоминаний Дж. Диксона.

Несколько месяцев Портеры с малышкой прожили у Рочей. За это время Атоль немного окрепла — настолько, что решила жить и управляться с хозяйством самостоятельно. Правда, на этот раз они сняли дом по соседству с родительским, — рассудив, видимо, что так спокойнее.

Хотя состояние самой Атоль оставляло желать лучшего, малышка была здорова, весела и жизнерадостна. Настолько, что миссис Роч даже решила навестить родственников в Нэшвилле. Летом 1890 года Рочи с дочерью и внучкой отправились в путешествие. На обратном пути, уже осенью, они решили побывать и в Гринсборо — пора было, наконец, познакомиться с тамошними Портерами. В октябре к ним присоединился и молодой отец, взяв отпуск в управлении. Едва ли он испытал особую радость от встречи с городом, где прошли детство и юность. Скорее грусть и разочарование. Несколько лет спустя, вспоминая об этом визите, он писал: «…я испытывал странное чувство потери, печали и измены, глядя на произошедшие перемены. Я шел по старым, знакомым мне местам и в глубочайшем изумлении озирался кругом. Улицы стали уже, дома ниже; всё кругом будто сжалось, осыпалось в труху и пребывало в запустении» [104] .

Совершенно субъективное впечатление, ведь именно тогда Гринсборо начал решительно преображаться: он разрастался, исчезали окраинные улицы, переулки и пустыри. На их месте вырастали ткацкие, прядильные и окрасочные производства — город быстро превращался в крупный текстильный промышленный центр. Менялась и деловая часть — строились новые, более современные здания.

Но Уилл так воспринял город, в котором прошли его детство и юность. И это нормально. Кто из нас не испытывал подобного чувства, возвращаясь через много лет во дворы и улицы своего детства?

Да и знакомых осталось мало. Кто-то, как и он, уехал, а старики — умерли. Умер отец, умерла и его «железная» бабушка. Тетя Лина была по-прежнему бодра и деятельна, но и ее не пощадил возраст. Теперь она жила одна. Правда, на встречу с родственниками явился старший брат Уилла, Шелл. Но едва ли встреча с ним порадовала — слишком они были разными и давно отдалились друг от друга. Да, вероятно, всё это было довольно грустно.

Тем не менее для Атоль и малышки эта встреча с Гринсборо не была последней — на следующий год они приехали снова. Видимо, им понравились прием и новые родственники. А тетя Лина даже хотела нанести ответный визит и съездить к ним в Остин. Но так и не выбралась.

К сожалению, подробностей о первой и о второй поездках в Гринсборо совсем немного. Но одна есть — она касается Атоль, точнее, состояния ее здоровья. Шелл Портер встречался с Атоль и во второй ее приезд. И был поражен переменами, произошедшими всего за год во внешнем облике невестки. Много лет спустя он говорил, что печать болезни уже явственно легла на ее лицо [105] .

Но эти воспоминания относятся уже к следующему, 1891 году.

А по возвращении из Гринсборо в 1890 году Портера ждал неприятный сюрприз: ему предстояло увольнение из Земельного управления штата.

Мы знаем, что Портер работал хорошо и нареканий по службе не имел. Грядущее увольнение было связано не с качеством его работы, а с политикой. В январе 1891 года к власти в Техасе должна была прийти новая администрация, которая, конечно, хотела расставить на ключевые посты в штате «своих» людей [106] . У. С. Портер был одним из людей прежнего руководства. Поэтому шансов остаться на работе у него не было.

Двадцать первого января 1891 года он в последний раз вошел в здание Земельного управления штата в качестве его сотрудника, а вышел оттуда уже безработным. Тем не менее он не предпринял никаких шагов, чтобы найти себе новое занятие. Вместо поисков службы он отправился с женой и дочкой в длительный отпуск, в Гринсборо (на это путешествие, скорее всего, и ушли те самые «неправедные», спекулятивные 900 долларов). Легкомысленно? Безусловно. Но таков был характер этого человека — он всегда полагался на обстоятельства, надеясь, что всё разрешится само собой: что-нибудь или кто-нибудь вмешается и ситуация изменится к лучшему. Так в предыдущей жизни случалось постоянно, и он в общем-то не привык распоряжаться собственной судьбой. Им всегда как-то распоряжались другие.

По возвращении из Гринсборо ему попалось на глаза объявление в газете (возможно, в тот же или на следующий день): «На временную работу в аптекарский магазин требуется учетчик». И он устроился туда. Но зарплата была маленькая, а работа временная.

О переменах в своей судьбе он не распространялся, но Атоль и ее родители, конечно, знали о них. Дошла информация и до «покровителя» Портера Ч. Андерсона. И тот вновь взялся устраивать судьбу своего младшего друга. Вскоре он предложил Портеру должность кассира в Первом Национальном банке. Прежний кассир оставлял должность, и место освобождалось. Работа была постоянной, жалованье составляло всё те же 100 долларов в месяц (столько же он получал и в Земельном управлении).

Знал ли Андерсон, с чем было связано увольнение предыдущего кассира (его обвинили в растрате)? Знал ли он, что дела в банке идут не лучшим образом, а финансовая дисциплина изрядно хромает? Скорее всего, не знал, хотя и был одним из почетных (то есть без всяких полномочий и права голоса) членов правления банка. Иначе не рекомендовал бы своего друга на эту должность. Тем более не знал об этом и Портер. Но, видимо, что-то внутри него (может быть, это было предвидение; в конце концов, каждый — а тем более художник — обладает им в той или иной мере) сопротивлялось, и он не хотел этой должности. Но выбора не оставалось: необходимо кормить семью, а иных вакансий не было. И он согласился. Впрочем, это было совершенно в его характере — он не имел привычки сопротивляться обстоятельствам.