Еще днем разведчики встретили двух мужиков.

— Откуда? Куда?

— Со своих баштанов. Случилась завируха у нас — вот мы и ушли на баштаны.

— А что за завируха?

— Да какой-то штаб красных был у нас с мачтой на зеленой машине. На рассвете уехал. Осталось несколько повозок и начальник в автомобиле. Тоже собирался уехать, а тут, откуда ни возьмись, казаки налетели, чи махновцы, чи петлюровцы, кто их знае. Сотни две, со свистом, с гиком, шашки сверкают. Ну мы и побегли…

Потом выяснилось, что в автомобиле был начальник артиллерии нашей дивизии Дьяконов. Бандиты зарубили его и всех, кто с ним оставался. Так начался наш поход на север.

В густом облаке пыли, простиравшемся лентой на несколько километров, проходил полк через Карле-Руэ: кавдивизион, штаб на тачанках, а дальше обоз — биндюги, мажары, брички, стада фальц-фейновских овец, батарея, санчасть на двуколках и чумазая от пыли пехота, шагавшая гуськом справа и слева от обоза.

Вдоль колонны носились верхом дежурные рот и батальонов.

— Разберись по взводам! Не отставай! Подтянись!..

Бойцов томила жажда, но командиры не велели выходить из строя. Жителей не видно было, — казалось, что селение покинуто людьми. Только иногда кто-нибудь высунется из-за высокого каменного забора, кинет взгляд на запряженных в мажары верблюдов — они тоже были взяты в фальц-фейновских имениях — и исчезнет, как неприятель за стеной своей крепости.

— Дальше на север бедноты будет больше. Там уж насладимся, попьем вволю, — успокаивал, приунывших бойцов командир взвода Гриша Мендус, пружинисто шагавший босиком обочь дороги.

— Попьем! — мрачно сказал кто-то. — Белые встретят, а если не белые, так какие-нибудь зеленые — попоят нас свинцовым дождем!

— Ну чего ноешь? Известное дело — война! — сердито отозвался другой.

— Да, товарищи, война! Война бедноты с богатеями за власть и землю, за счастье всех трудящихся, — мечтательно говорил Гриша Мендус. — Завтра пройдем колонию Шпеер, потом будет колония Ватерлоу, а там и город Новая Одесса на Буге.

— А ты откуда все знаешь — был, что ли, тут?

— У комроты Самарца на военной карте видел. На ней все дороги обозначены и даже колодцы. А населенные пункты как на ладони видны. Все там есть. Замечательная карта.

— Неужто до самого Киева дорога видна?

— Нет, только до Новой Одессы. Но в штабе есть, наверное, и до Киева.

— А какая там местность, на севере?

— Говорят, что там холмы, леса, в общем, местность пересеченная.

— Вот то-то и есть — для бандитов самая удобная.

— Да что они нам, эти бандиты! Сил у нас мало, что ли? Погляди, полк растянулся на сколько верст. А в дивизии еще сколько полков! Да там, слева, где-то еще одесская дивизия идет, тоже, говорят, большая сила. Пробьемся! И в разведке теперь за начальника не Алехин, а Кулик. Он маленький, но глазастый, все высмотрит и проверит, за ним смело можно идти…

Враждебно притаившаяся колония Карле-Руэ осталась позади. Уже стемнело. Кухни, готовившие пищу на ходу, начали съезжать с дороги на сторону. Дежурные передали долгожданную команду на привал.

В свете белой круглой луны видна была степь, заросшая бурьяном с копнами скошенного хлеба вдалеке. Но в какую бы сторону ни глядели истомленные жаждой люди, нигде не видели никаких признаков воды.

Конники рассыпались по степи на поиски какого-либо озерца, чтобы хоть лошадей попоить. А на кухнях ротные повара уже разливали по котелкам, бачкам и ведрам суп, расчетливо кладя по одному куску жирной баранины на каждого.

После трехчасового привала, во время которого люди, свободные от караула, успели немного подремать, полк продолжал свой путь. До рассвета бойцы шли молча. А если где и возникал разговор, то только о воде. Ругали разведчиков за то, что будто бы по их вине командиры не дали напиться в Карле-Руэ: пугали, мол, стрельбой в затылок и прочее, а ничего такого не было.

С восходом солнца все приободрились, словно почувствовали, что до колодцев уже недалеко. Скоро и впрямь раздался чей-то восторженный возглас:

— Смотрите, смотрите — там какое-то селение!

Это была колония Шпеер. На ее широкой улице наши кавалеристы уже осаждали колодцы.

Напившись, попоив лошадей и забрав сколько можно воды с собой, люди, не задерживаясь, двигались дальше.

Фурсенко, проверивший наличие боевого состава рот и команд, установил, что за ночь исчезло четверо бойцов. У Тарана это не вызвало никакого беспокойства. Наоборот, он воспринял доклад Фурсенко с удовлетворением: не так уж много в полку оказалось трусов и маловеров — думалось, что их будет побольше.