Шрифт:
Генерал неумело потрепал ее по плечу.
— Ну-ну, ничего, все позади.
Отплакавшись, девчонка вдруг стала говорить. И рассказала генералу все: Жанна, Борис, чужая дача. Ее напоили, она спала в кабинете — вдруг парни пришли, пристали, она выбежала на балкон, и — прыжок!
Лицо Провотворова закаменело.
— Так. Значит, в милицию заявлять о преступлении ты не хочешь?
Галя отчаянно замотала головой.
— Но на даче ведь осталась твоя подруга. Ты не боишься, что эти мерзавцы с ней что-нибудь сотворят?
И тут застыла уже Галя.
— Поедем, — решительно сказал генерал. — Покажешь мне, где все случилось.
— Зачем?!
— Надо же твою подружку выручать.
И орденоносец включил передачу рукояткой на руле и очень медленно тронулся с места.
— Где дело было?
— Я… Я не помню.
— Ты давно идешь по этой улице?
Нет ответа.
— Куда-нибудь сворачивала?
Молчание.
— А что ты знаешь о хозяевах?
Галина торопливо выложила, что знала: папаша вроде бы народный артист, сына зовут Борис, а друзей его, что приставали, величать Гога, Гена и еще один, она забыла имя.
Генеральская «Победа» тем временем не спеша ползла по поселковой улице, он крутил головой направо и налево. Вокруг стояли сонные дома, электричество нигде не горело: в иных спали, а другие и вовсе были забиты на зиму.
И вдруг — в одной из дач — свет: и на террасе на первом этаже, и на балконе на втором.
И Галя тихо, но решительно проговорила:
— Здесь.
Авто остановилось, немного не доехав до калитки.
Провотворов сказал:
— Сиди здесь и грейся.
Слова его звучали столь непререкаемо, что Галя даже возражать не стала — все равно военного не переубедить.
Генерал залез в перчаточный ящик и выудил оттуда пистолет.
Галя внимательно следила за его действиями.
— Нет!!! — вдруг выкрикнула она. — Не убивайте их! Борис ни в чем не виноват!
— Спокойно сиди, — растянул в железной улыбке рот ее спаситель.
Он вышел из машины и хлопнул дверцей. Мотор остался включен, и печка грела. Сцепив руки у груди, Галя напряженно глядела, что делает генерал. Если бы она была верующей, то помолилась бы. Но она была комсомолкой, поэтому просто повторила шепотом то, что часто говаривала в трудные минуты бабушка:
— Господи, помоги!
А генерал открыл калитку и не спеша пошел по лужайке к дому. Его фигуру в мундире было видно в свете, падающем из окон. В опущенной вниз руке он держал пистолет.
Провотворов подошел к двери и забарабанил по ней кулаком:
— Милиция, откройте!
Внутри дома воцарилась напряженная тишина. Конечно, там и до команды генерала было тихо — однако теперь, несмотря даже на закрытые окна авто, Галя почувствовала, как эта тишина внутри особняка напряглась, натянулась, словно струна. Орденоносец еще раз стукнул в дверь и вскричал:
— Милиция! Выходите по одному с поднятыми руками!
За рамами — увидела Галя — метнулись тени.
— Повторяю. Это милиция, выходите по одному.
Генерал отступил от двери на пять шагов и направил в сторону парадного входа пистолет.
Через одну минуту дверь распахнулась, и на пороге показался первый парень: то ли Гога, то ли Гена. Он шел с поднятыми руками.
— Отходи в сторону, — генерал указал пистолетом. — Теперь встань на колени, руки не опускать!
Парень повиновался.
— Второй — пошел!
Вышел еще один. Галя с замиранием сердца следила за разворачивающимся действом. Неужели генерал выманит всех? Он хоть и вооружен, однако действует в одиночку, а парней там трое — если с хозяином считать, то все четверо. Они могли бы, наверное, справиться с ним одним, если бы объединились и не боялись. Но военный был сильным — а они слабыми. Их слабость Галя ясно почувствовала даже тогда, когда они к ней приставали. Парни эти разве что с беззащитной девушкой справиться могут, и то не очень получается.
Галина из машины наблюдала действо, происходящее сейчас в саду, и чувствовала, как, даже против воли, в душе поднимается торжество.
Из дома вышел третий мальчишка. Ему, как и первым двум, генерал скомандовал встать на колени — прямо в траву, мокрую от росы. Почему-то картина, что она наблюдала, напомнила девушке, как в кинохронике сдаются в плен советским войскам фашистские солдаты.
Следующей вышла Жанка — и тоже с вытянутыми руками.
— Отойди в сторонку, — сказал ей военный и приказывать встать на колени не стал.