— Вот, господа. Весь дом мой… то есть наш. Очень приличный доход, не скрою! А уж с рэстаурацьей — ого! Но без помощника трудно. Пан Алексей! Давайте отпустим молодежь с моей Вандой, пусть готовят закуски и вино. А сами пойдем проведаем заведение. Все ли там в порядке… И потом, у меня до вас имеется разговор.

Лыков обошел с хозяином весь ресторан, заглянул даже на кухню. Крухляковский выслушал доклад метрдотеля и сказал ему что-то по-польски, ткнув пальцем в потолок. Видимо, поручил принести ужин в квартиру. Потом по внутренней лестнице повел гостя наверх. Они остановились перед дверью в жилище. Пан Тадэуш замялся, в его взгляде, трезвом и настороженном, было беспокойство.

Началось, подумал Лыков. Вот ради того, что он сейчас спросит, поляк затеял весь сыр-бор в театральном буфете. Ясно, что это касается розыска. Непонятно только, почему пан действует столь топорно.

Ресторатор вздохнул, никак не решаясь приступить к делу. Оглянулся на дверь. Прислушался, нет ли кого на лестнице. Потом наклонился к плечу сыщика и сказал вполголоса:

— Пан Алексей! Я очень-очень извиняюсь. То не я хотел, меня заставили. Сам бы я никогда!

— Говорите, пан Тадэуш. Я давно уже жду с вашей стороны этого разговора.

— Так заметно, да?

— Очень заметно.

Крухляковский почему-то сразу воспрянул духом.

— Эти джечи! Ради них мы готовы на все, ведь так? Я очень-очень извиняюсь за свой интерес…

— При чем тут дети?

— Ну как при чем?! Гоноратка вчера увидала пана Егора, когда он приходил до старого Войцеха.

— И?

— И не отставала от меня даже и сегодня. Все выпытывала, кто этот чекавы мводжежь. [35] А откуда я знаю, кто он?

— Так дело в ней?

— В ней, в моей цурке, в ком же еще! Она очень своенравная, но мы с маткой ее любим без памяти. Конечно, избаловали… Единственный джецко… [36] Других не будет. Конечно, Гонората славная джевчина, хотя и любит командовать. Она из нас… что-то про веревки…

— Веревки вьет?

— Да, то так! И всех женихов гонит, все не по ней. А тут пан Егор! Он очень хорошо воспитан, то сразу видно, с первых же слов. Хоть и русский. Прошу простить, пан Алексей, но то неожиданно для поляка. Сегодня он почти не пил, даже шампан! Тоже неожиданно. Среди нашей молодежи редко сейчас можно встретить такое. Дети не слушают родителей, курят, пьют, жле [37] ругаются. Езус Мария! А тут такой воспитанный мводжежь. Даже я под впечатлением, не только Гонората! И вот главный вопрос, пан Алексей, главный вопрос. Собственно, из-за него я весь вечер забираю ваше внимание. Или время? Так вот. Пан Егор служит в серьезном учреждении, в полиции. И состоит при вашей особе. Департамент из самого Петербурга, чиновник особых поручений! Я помню, что написано в вашем билете, да! А тут вдруг встреча в театре…

Лыков уже все понял, кроме одного. Поэтому он перебил пана Тадэуша:

— Так что у вас за вопрос, в конце концов?

— В конце концов? — удивился тот. — В каком смысле?

— Ну, это такой оборот речи у русских.

— Никогда не слышал!

— Пан Тадэуш. Что вы хотели у меня спросить?

— Да, то так. Это очень-очень важно. Все может испортить, вот! Скажите, у пана Егора нет нажэтшоны?

— Кого-кого? — опешил Лыков.

— Ну, будущей жоны?

— Вы хотите сказать — невесты?

— То так. Невесты. Гонорату это беспокоит. Очень.

— Пан Тадэуш, но ведь Егор русский! Как вы это видите?

— Ну и что? Он говорит по-польски лучше большинства поляков. Умный — то сразу видно. Мало пьет шампан и совсем не пьет вудку. Извините, то бывает у русских…

— А вы не боитесь осуждения со стороны ваших?

— Фуй! Лишь бы было хорошо Гонорате. Остальное — пустяк. А такой человек, как пан Егор, сумеет понравиться полякам. Постепенно, но сумеет. Я уверен.

— Хм… Ну хорошо, я отвечу на ваш вопрос. Насколько я осведомлен, никакой невесты у Егора нет. Жалованье пока ему этого не позволяет.

Крухляковский улыбнулся до ушей и похлопал ладонью по стене:

— Вот это я отдам в приданое своей любимой цурке! Себе оставлю только рэстаурацью. Мужу Гонораты не понадобится жалованье!

— Егор вряд ли захочет уйти со службы. А уж жить на средства жены… Насколько я сумел его понять, он человек гордый и будет содержать себя сам.

— О, понимаю! — Пан Тадэуш сделал строгое лицо. — Я такой же! Никогда ни у кого не одалживал, все своими руками… Так пан Егор еще и гордый? Очень хорошо. Как настоящий поляк! Очень хорошо. Тем быстрее наши его примут. Но идемте, идемте в дом. Мне надо сказать цурке на ушко прекрасную новость!

На другой день Егор выглядел смущенным. Вчера они с Лыко вым засиделись у Крухляковских допоздна. Гонората обрабатывала парня весьма настойчиво. Она с ахами и вздохами выслушала рассказ о его подвиге. Обнаружила между делом общих знакомых. Пригласила гостя на пирог «через недельку». Тонко польстила Лыкову, угадав в нем высший для Егора авторитет. Барышня действовала умно и изобретательно. Коллежский асессор пытался улизнуть, бросив помощника на съедение, но поймал его умоляющий взгляд и остался. Чета Крухляковских подыгрывала дочке по мере сил. Пан Тадэуш назвал доход, который ежемесячно собирает с жильцов (восемьсот рублей!), и повторил, что он пойдет цурке в приданое. А пани Ванда намекнула, что это еще не все подарки будущему зятю…