– Какие-то новости насчет Клары? Жене еще нездоровится, и она в постели. Не хочу ее зря тревожить.

Симон покачал головой.

– Сегодня утром мы ходили к дороге на Хоэнфурх. На строительной площадке камня на камне не осталось.

Шреефогль вздохнул.

– Это я уже знаю. – Он указал Симону на стул в вестибюле, а сам уселся в мягкое кресло, взял пряник из миски и принялся задумчиво жевать. – Кто только сотворил такое? Не сомневаюсь, конечно, в совете были разногласия насчет строительства. Но чтобы из-за этого разрушать всю больницу…

Симон решил говорить с ним прямо.

– Правда, что на том участке вы уже запланировали поставить новую печь, прежде чем ваш отец передал его церкви? – спросил он.

Якоб Шреефогль наморщил лоб и отложил пряник обратно в миску.

– Я ведь уже рассказывал вам. После нашей ссоры отец, не откладывая, исправил завещание, и мне пришлось похоронить все свои планы.

– А потом и отца.

Аристократ поднял брови:

– Вы это к чему, Фронвизер?

– Вы могли бы убедить отца снова изменить завещание, но с его смертью утратили такую возможность. Теперь земля принадлежит церкви. И чтобы получить ее назад, вам придется купить ее.

Шреефогль рассмеялся.

– Я понял, – сказал он. – Вы подозреваете меня в том, что я решил срывать строительство до тех пор, пока церковь сама не сдастся и не вернет мне участок. Однако при этом вы забываете, что в совете я всегда соглашался на строительство там больницы.

– Только не на том участке, который столь много для вас значит, – перебил его Симон.

Тот пожал плечами.

– Я уже веду переговоры насчет покупки нового участка. Вторую печь привезут, просто на другое место. И вырубка у дороги была для меня не настолько важна, чтобы ради нее рисковать честью.

Симон взглянул прямо в глаза Шреефоглю. В них не угадывалось ни тени лжи.

– Кто же, если не вы, мог преследовать личные интересы, разрушая больницу? – спросил он наконец.

Шреефогль улыбнулся.

– Половина совета была против строительства. Хольцхофер, Пюхнер, Августин, и возглавляет всех сам бургомистр Карл Земер… – Затем он резко посерьезнел. – При этом я, разумеется, никого из них заподозрить не посмел бы.

Аристократ встал и принялся ходить из угла в угол.

– Я вас не понимаю, Фронвизер, – сказал он. – Моя Клара исчезла, два ребенка убиты, склад сгорел, а вы расспрашиваете меня о каком-то погроме на стройке! К чему это?

– Сегодня утром мы у больницы видели кое-кого.

– Кого же?

– Дьявола.

Шреефогль закашлялся, а Симон продолжил:

– Во всяком случае, того человека, которого здешние жители называют дьяволом, – сказал он. – Предположительно солдат, хромает. Тот самый, который похитил вашу Клару и который несколько дней назад вместе с другими солдатами объявился в трактире Земера. И который встречался на втором этаже с каким-то важным человеком.

Шреефогль снова сел.

– Откуда вам известно, что он виделся с кем-то в трактире? – спросил он.

– Служанка рассказала, – кратко ответил Симон. – А бургомистр Земер об этом и слушать не пожелал.

Шреефогль кивнул.

– И с чего же вы решили, что человек тот был кем-то важным?

Симон пожал плечами.

– Солдат для чего-нибудь нанимают, такая у них работа. А чтобы оплатить услуги четверых наемников, нужно немало денег. Вопрос только в том, для чего их наняли… – Он наклонился поближе к Шреефоглю и тихо спросил: – Где вы были в прошлую пятницу?

Якоб спокойно выдержал взгляд лекаря.

– Вы заблуждаетесь, если считаете, будто я как-то причастен к этому, – прошипел он. – Они мою дочь похитили, не забывайте.

– Где вы были?

Аристократ откинулся в кресле и, казалось, задумался.

– Я отправлялся в цех, – сказал он наконец. – Там забилась труба, и мы до поздней ночи пытались ее прочистить. Можете, если хотите, спросить рабочих.

– А вечером, когда сгорел склад? Где вы были тогда?

Якоб Шреефогль ударил по столу, так что подскочила миска с пряниками.

– Мне надоел ваш допрос! Моя дочь пропала, вот что волнует меня. До ваших погромов и строек мне дела нет. А теперь убирайтесь из моего дома, сейчас же!

Симон попытался его успокоить:

– Я просто пробую каждую зацепку, какую найду. Я тоже не знаю, как это все связано, но как-то связано. И дьявол этот – ключ ко всему.

В дверь постучали. Так как Шреефогль все равно уже вскочил, он прошел несколько шагов к двери, резко ее распахнул и грубо спросил:

– Что еще?

Перед дверью стоял маленький мальчик лет, наверное, восьми. Симон встречал его. Это был ребенок Гангхофера, пекаря с Куриного переулка. Он боязливо уставился на аристократа.