– И зачем богатому горожанину платить горстке солдат, чтобы они разгромили строящуюся больницу? – перебил его Лехнер.

– Они ее не громили, они что-то искали, – сказал Симон.

– И что же? Они все-таки стройку громили или что-то искали? Сначала вы говорили, что они здесь ломали…

– Черт побери, Лехнер, – прорычал Куизль. – Как вы не можете понять! Кто-то нанял этих людей, чтобы они тут все разнесли. Чтобы они сорвали строительство, и заказчик после этого мог спокойно искать то, что здесь спрятано!

– Все равно это безумие, – бросил Лехнер. – Погромами они ничего не добились бы. Работы ведь продолжаются, несмотря ни на что.

– Но они затянулись, – вставил Симон.

Куизль молчал. Секретарь собрался уже развернуться, как палач снова заговорил:

– Фундамент.

– Что?

– Заказчик, видимо, предположил, что клад, или что там еще, спрятан под фундаментом. Когда строительство закончится, он до него уже не доберется. Потом здесь будут крепкие здания, все замуруют и застроят. Вот ему и приходится срывать строительство, а в промежутках разрывать каждый клочок земли, пока не найдет, что ищет.

– Точно! – воскликнул Симон. – Когда мы были здесь в первый раз, фундамент подрыли в нескольких местах. Кто-то осторожно отодвигал каменные плиты. Этой ночью один из них тоже приподнимал плиты бруском!

Иоганн Лехнер покачал головой.

– Сказки о кладоискателях и таинственных раскопках в полночь… И я должен верить в это? – Он обвел рукой площадку. – Что такого может быть здесь закопано? Участок, как вы знаете, принадлежит церкви. Если бы здесь было что искать, священник давно обнаружил бы это в записях. Каждый участок, принадлежащий церкви, заносят в опись. План, расположение, предыстория…

– Не этот, – перебил его Куизль. – Этот участок совсем недавно подарил церкви старик Шреефогль, решив таким образом выпросить местечко в раю. Церковники не знают о нем ровным счетом ничего.

Палач обвел взором площадку. Стены часовенки, фундамент под больницу, колодец, липа, каркас для будущего сарая, куча досок…

И что-то здесь спрятано.

Судебный секретарь мягко улыбнулся.

– Куизль, Куизль… Занимайся тем, что ты умеешь, а остальное предоставь нам, членам совета. Понял ты меня? Или я как-нибудь пороюсь хорошенько у тебя дома. Поговаривают, будто ты продаешь любовные зелья и прочую колдовскую дрянь…

Вмешался Симон:

– Но господин, он прав, участок…

Лехнер развернулся и свирепо на него глянул.

– И ты, Фронвизер, прикусишь свой длинный язык, так ведь? Твои шуры-муры с палачихой… – Он оглядел Магдалену, и та быстро отвела глаза. – Эта запретная связь срамит не только твоего отца. В совете уже немало людей, кто с радостью поглядел бы на вас, привязанных к позорному столбу. Вот это зрелище! Палач на собственную дочь надевает позорную маску! До сих пор я закрывал на это глаза из любви к твоему отцу и ради палача, которого ценил до этого времени.

Услышав про «палачиху», Куизль взвился, но Магдалена его удержала.

– Оставь, отец, – прошептала она. – Только дров наломаешь.

Лехнер огляделся и подал знак стражникам возвращаться.

– Скажу вам, во что я верю, – сказал он, не оборачиваясь. – Я верю, что здесь и в самом деле побывали солдаты. Могу даже поверить, что какой-то нерадивый аристократ из Шонгау нанял их, чтобы они разрушили больницу. Потому что боялся, что путешественники будут объезжать город. Но вот во что я не верю, так это в ваши россказни о сокровищах. И я также не желаю знать, кто тот аристократ. И без того уже довольно шума поднято. Сегодня же я распоряжусь, чтобы каждую ночь здесь выставляли караул. Строительство будет продолжаться, как и решил совет. А ты, Куизль… – только теперь он повернулся к палачу. – Ты сейчас пойдешь со мной и займешься тем, на что ты больше всего годишься. Будешь дальше пытать Штехлин, пока она не признается в убийстве детей. Потому что именно это сейчас важнее всего. А не кучка вшивых солдат на разваленной стройке.

Он зашагал было прочь, но один из стражников дернул его за рукав. Это оказался Бенедикт Кост, который караулил этой ночью в тюрьме.

– Господин, Штехлин… – начал он.

Лехнер остановился.

– Ну, что там с ней?

– Она… она без сознания и тяжело ранена. В полночь она рисовала знаки на полу в камере, и тогда Георг Ригг бросил в нее камнем. Теперь она и не шелохнется. Мы отправили к ней Фронвизера-старшего чтобы он ее посмотрел.

У Лехнера слегка покраснело лицо.

– И почему я узнаю об этом только сейчас? – прошипел он.

– Мы… не хотели будить вас, – промямлил Бенедикт. – Думали, что это может подождать и до завтра. Я хотел сообщить вам пораньше с утра.

– Подождет до завтра? – Лехнер с трудом управлял голосом. – Через день или два сюда явится княжеский управляющий со всей свитой, а у нас тут дьявол разгуливает. Если до этого времени мы не представим ему виновного, то он сам примется за поиски. А тогда помоги нам господь! Он не ограничится одной ведьмой, можете мне поверить!