Между тем слева донесся другой шум. Треснула ветка. Куизль затушил трубку, вскочил на ноги и в ту же секунду исчез в подлеске. Когда Симон прокрался мимо него, он схватил его за щиколотку и повалил одним рывком. Тихо вскрикнув, юноша грохнулся на землю и выхватил нож. Палач, ухмыляясь, выглянул из зарослей.

– Бу!

Симон опустил нож.

– Господи, Куизль, как вы меня напугали! Где вы были все это время? Я повсюду искал вас! Ваша жена очень волнуется, и еще…

Якоб приложил палец к губам и указал в сторону просеки. Между ветками угадывались силуэты стражников, которые до сих пор сидели у стены и играли в кости. Симон продолжил, понизив голос:

– А еще я знаю, где прячутся дети. Они…

– В колодце, – договорил палач и кивнул.

У Симона перехватило дыхание.

– Но откуда вы узнали? Я думал…

Куизль нетерпеливо махнул рукой и перебил его:

– Помнишь, как мы первый раз пришли на стройку? – спросил он. – У обочины застряла телега, а в ней стояли бочки с водой. Тогда я не думал об этом. Уже слишком поздно я задался вопросом, зачем кому-то надрываться и возить сюда воду, когда есть колодец…

Он указал на круглый каменный колодец, старый и разваленный. Из верхнего края были выломаны несколько камней, они валялись рядом и образовывали подобие маленькой естественной лесенки. С ветхого каркаса над ямой не свисало ни цепей, ни ведер… Симон сглотнул. Ну и дураки же они! Ответ все время был у них перед глазами.

Он быстро рассказал палачу о разговоре с Шреефоглем и своей находке в архиве над городским амбаром. Куизль кивнул.

– Фердинанд Шреефогль, видимо, из страха закопал где-нибудь деньги перед нашествием шведов, – проворчал он. – Потом он поссорился с сыном и отдал церкви участок вместе с кладом…

Симон перебил его.

– Я понял теперь, о чем говорил священник тогда в исповедальне, – воскликнул он. – На смертном одре Шреефогль говорил, что участок принесет священнику еще немало радости. Тогда я подумал, что он имеет в виду больницу. Теперь ясно, что он говорил о кладе!

– Кто-то из толстосумов в совете об этом прослышал, – пробормотал палач. – Может, старик пьяным сболтнул лишнего, или рассказал кому-то перед смертью, а этот кто-то приложил все усилия, чтобы сорвать строительство и отыскать чертов клад.

– Вероятно, бургомистр Земер, – сказал Симон. – У него есть ключ от архива, и он мог присвоить план участка. Вполне возможно, что и он теперь знает о пересохшем колодце.

– Вполне возможно, – пробурчал Якоб. – Тем более важно теперь действовать быстро. Разгадка внизу, в колодце. Может, там я получу какую-нибудь зацепку насчет моей Магдалены…

На некоторое время повисла тишина. Лишь пели птицы, да время от времени раздавался смех стражников. Симон понял, что в суматохе последних нескольких часов совсем забыл о Магдалене. Ему стало стыдно.

– Вы думаете, что… – начал он, но голос ему отказал.

Палач покачал головой.

– Дьявол похитил ее, но не убил. Она нужна ему как заложница, чтобы я показал ему, где прячутся дети. Тем более что это не в его духе. Он хочет… развлечься, прежде чем убьет. Он любит поиграть.

– Вы говорите так, будто хорошо знаете его, – сказал Симон.

Куизль кивнул.

– Думаю, я его знаю. Возможно, я когда-то его уже видел.

Симон вскочил.

– Где? Здесь, в округе? Вы знаете, кто он? Если это так, то почему вы не сказали совету? Тогда этого негодяя схватили бы!

Якоб отмахнулся от Симона, словно отгонял назойливую муху.

– Ты глупый, или как? Не здесь. Раньше. Когда-то… давно. Могу и ошибаться.

– Тогда говорите! Может, потом это пригодится…

Палач резко мотнул головой.

– Это ничего не даст. – Он снова улегся на мох и взял в рот погасшую трубку. – Лучше отдохнем немного, пока темнеть не начало. Впереди ждет долгая ночь.

С этими словами Якоб закрыл глаза и, казалось, тут же заснул. Симон посмотрел на него чуть ли не с завистью. И как только Куизль мог оставаться таким невозмутимым! Ему самому о сне нечего было и думать. Не находя себе места, молодой лекарь стал ждать наступления ночи.

София положила голову на мокрый камень и попыталась успокоить дыхание. Она понимала, что недолго еще они смогут здесь оставаться. Дышать становилось труднее, с каждым часом София острее чувствовала, как наваливалась усталость. Воздух стал тяжелым и спертым. Ей уже несколько дней не удавалось попасть наверх, и справлять нужду приходилось в какой-то ямке. Воняло фекалиями и гнилой пищей.

София взглянула на спавшую Клару. Та слабела с каждым вдохом и выглядела как смертельно больное животное, которое забилось в нору, чтобы умереть. Лицо побледнело, щеки запали, под глазами появились круги. Под кожей выступали ребра и ключицы. София понимала, что ее маленькой подруге требовалась помощь. Отвар, который она дала ей почти четыре дня назад, позволил ей уснуть, но лихорадка так и не отступила. Кроме того, правая нога Клары распухла и стала в три раза толще. София буквально видела, как там что-то билось и пульсировало. Вся нога до колена стала синей, и сделанные на скорую руку компрессы мало чем помогали.