Припарковавшись между двух коттеджей, выключив двигатель и фары, она говорит:

— Меланхолия может быть соблазнительной в сочетании с жалостью к себе.

— Я себя не жалею, — заверяю я ее.

— Тогда как ты это называешь? Может, сочувствием к себе?

Я решаю не отвечать.

— Симпатией к себе? — предлагает она. — Состраданием к себе? Соболезнованием к себе?

— Не думал, что тебе нравится кого-то подкалывать.

— Молодой человек, я тебя не подкалываю.

— А как ты это называешь?

— Сострадательным насмехательством.

Ландшафтные лампы в деревьях у коттеджей льют мягкий, прошедший через фильтр листвы, колышущейся под легким ветерком, золотистый свет на лицо Аннамарии и на мое тоже. Ощущение такое, будто на нас проецируется фильм, в котором множество крылатых персонажей.

— Этой ночью я убил пять человек, — напоминаю я ей.

— Было бы лучше, если бы ты не смог противостоять злу и не убил бы ни одного?

Я молчу.

Она настаивает:

— Эти потенциальные массовые убийцы… думаешь, они бы сдались без сопротивления, уступив твоей настоятельной просьбе?

— Разумеется, нет.

— Они собирались обсудить правомерность преступлений, которые намеревались совершить?

— Насмехательство имеет место быть, но я не вижу в нем сострадательности.

Аннамария неумолима.

— Может быть, они соглашались пойти с тобой на телешоу «Суд идет» и позволить судье Джуди решить, имеют они моральное право или нет взорвать термоядерные бомбы в четырех мегаполисах.

— Нет. Они слишком боялись судью Джуди. Я сам боюсь судью Джуди.

— Молодой человек, ты сделал единственное, что мог сделать.

— Да. Хорошо. Но почему я должен той же ночью приезжать из Магик-Бич в «Уголок гармонии»? Слишком много смерти. Какими бы плохими ни были тут люди, как здесь все ни было бы плохо, я не машина-убийца.

Она протягивает мне руку, и я беру ее. Не могу сказать почему, но от прикосновения к ней мое настроение поднимается.

— Может быть, тут не придется никого убивать, — говорит Аннамария.

— Но это нарастает, как снежный ком.

— Что?

— Моя жизнь, эти угрозы, это безумие… несется на меня лавиной.

Перышки мягкого света колышутся не только на ее лице, но и в глазах, когда она сжимает мне руку.

— Чего ты больше всего хочешь, Одди? Какое стремление движет тобой? Стремление отдыхать и ничего не делать? Стремление к спокойной, без стрессов и волнений жизни повара блюд быстрого приготовления или продавца обуви?

— Ты знаешь, что дело не в этом.

— Скажи мне. Я хочу услышать это от тебя.

Я закрываю глаза, и перед моим мысленным взором появляется карточка, которая шестью годами раньше выскочила из машины, установленной в одном из шатров ярмарки и предсказывающей судьбу. Сторми стояла рядом со мной, когда я бросил в щель четвертак.

— Мэм, вам известна надпись на той карточке… «Вам суждено навеки быть вместе».

— А потом она умерла. Но карточку ты сохранил. Продолжая верить, что на карточке написана правда. Ты по-прежнему в это веришь?

— Да, — отвечаю я без колебаний. — Я должен верить. Это все, что у меня есть.

— Что ж, Одди, если тобой движет правда этой карточки, тогда, возможно, ускорение, которое пугает тебя, на самом деле именно то, что тебе нужно. Может, это ты сам приближаешься к реализации предсказания? Может, лавина, которая несется на тебя, и есть Сторми?

Открыв глаза, я вновь встречаюсь с ней взглядом. Колышущиеся крылышки, отражающиеся на ее лице и в глазах, могут быть отблесками золотистых огоньков. Я напоминаю себе, что огонь не только пожирает, он еще и очищает. А синоним очищения — искупление грехов.

Аннамария склоняет голову и улыбается.

— Будем искать тебе замок с подходящей комнатой, где бы ты смог найти тот ответ на знаменитый гамлетовский вопрос, который успокоит твое сердце? Или останемся здесь?

Оказывается, я все-таки способен улыбаться.

— Останемся здесь, мэм.

Наш багаж — плетеная корзина с едой для нас и золотистого ретривера, которую собрала наша подруга Блоссом Роуздейл в Магик-Бич. После того как Рафаэль находит полоску травы, чтобы отлить, я следую за Аннамарией и собакой к коттеджу номер шесть, выбранному моей спутницей для себя, и оставляю корзину ей.

На крыльце, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, она говорит:

— Что бы здесь ни случилось, доверяй своему сердцу. Оно такое же надежное, как любой компас.