Увидев Алёшу, он обрадовался:

— Это ты, Алёшка? Вот хорошо! Давай помогай! Скоро темно будет, а у меня клетка три дня не чищена. Столько уроков на дом надавали, я прямо запарился, ей-богу!

— А чего делать? — спросил Алёша.

Макар достал из клетки миску и велел Алёше вычистить. Алёша стал старательно отскабливать с краёв присохшую грязь. Макар, приманив сизаря, взял его в руки, подошёл к окошку, осмотрел со всех сторон и подул ему под пёрышки. Яркий луч морозного солнца светил в чердачное окошко. Сизые голубиные перья отливали малиновым и зелёным огнём. Даже в чёрных Макаровых глазах вспыхивали искры, будто он стоял рядом с жарким костром.

— Знаешь, Алёшка, — вдруг сказал Макар, — когда дядя Сергей уходил на войну, я его провожал один.

Алёша поднял голову и переспросил:

— Как это — один?

Макар, поглаживая сизаря, продолжал вспоминать:

— Он пришёл тогда домой, а дома никого — только я, все на работе. Он хотел написать письмо, а потом не стал. Сказал: «С дороги напишу».

Алёша слушал Макара с недоверием, но не перебивал.

— Не стал писать письма, — повторил Макар, — обнял меня и ушёл.

— А меня? — не вытерпел Алёша. — Меня не обнял?

Он выжидающе смотрел на Макара, уверенный, что Макар что-то напутал. Не могло же так быть, как он рассказывает!

— Тебя? Как же он мог тебя обнимать, когда тебя носили в ясли? — ответил Макар. — Я только один был дома.

Алёша вдруг представил себе, как папа уходит из дома на войну, и никто его не провожает. Вот он сходит с крыльца, идёт по двору, оглянулся, смотрит в окно, а там никого нет.

И Алёше за много дней, с тех пор как вернулся отец, становится очень грустно.

Но в это время внизу хлопнула дверь и на чердак донёсся весёлый голос Алёшиного папы.

— Ну и мороз, вот это морозище!

Алёша прислушивается, и ликующая радость снова наполняет его.

— А помнишь, — кричит он Макару, — помнишь, ты не верил, что он не убитый, а он совсем даже не раненый!

Алёша торжествующе поглядел на Макара и начал снова тереть миску.

— Не раненый! — усмехнулся Макар. — Мало что не раненый, он в плену был, это хуже, чем раненый.

Макар подбросил вверх Алёшиного сизаря. Тот взлетел под самую крышу и опустился на балку, по которой расхаживали, воркуя о чём-то своём, другие голуби.

— Раненому, — сказал Макар, — конечно, больно, только это можно терпеть. Я видел, когда с матерью ходил в госпиталь. Там за ранеными ухаживают, врачи лечат. Если очень больно, лекарства дают. А вот…

Макар наклонился к Алёше, посмотрел на него в упор и спросил почти шёпотом:

— А вот, если вокруг фашисты, измываются над тобой, бьют и ты не можешь даже им в морду плюнуть… Это можно терпеть?

Алёша тоже думал об этом, но никого не спрашивал, не мог спросить.

— Ты думаешь, его не били, не мучили?

Встревоженный Алёша молчал.

— Они гады! Гады! — крикнул Макар и с силой ударил кулаком по миске, которую держал Алёша.

Миска с треском распалась на куски. Макар наподдал черепки ногой и вскочил на большой старый матрац. Пыль окутала его, будто он стоял в дыму боя, готовый сразиться с противником.

— Макарка! — крикнул снизу Степан Егорович. — С потолка сыплется! Поаккуратней!

Макар спрыгнул с матраца и сказал оторопевшему Алёше:

— Они хотели сделать из нас рабов, как в Древнем Египте.

— Каких — в Египте? — спросил Алёша.

— Вы ещё не проходили про Египет, — сказал Макар. — Только мало чего они хотели, всё равно у них ничего не вышло. Ты сам, Алёшка, подумай: ну какие из нас с тобой могут быть рабы?

«Конечно, — подумал Алёша, — мы с Макаром всё равно бы стали сражаться и сражались бы изо всех сил, так, чтобы фашистов нигде не осталось ни одного».

Алёша вслед за Макаром спустился с лестницы. Его подхватили папины руки, подхватили и понесли.

— Вот он! — крикнул папа. — Вот он, наш сын Алексей!

Уже поздно. Алёша лежит в постели, укрытый одеялом. Он думает про своего папу и про то, о чём они говорили с Макаром на чердаке.

«Как же это могло случиться, что папа попал в плен?»

Алёша закрывает глаза. Он видит папу в шинели, с автоматом. Из-за снежных сугробов к папе бегут фашисты. Папа стреляет, но фашистов очень много, наверное, больше, чем сто.