— Вот я опять в тюрьме, — вздохнул Джои Дулиттл, осматривая каменные стены камеры. — Слишком рано я порадовался. Любопытно, Мэтьюз Магг сидел в этой кардиффской тюрьме или в какой-нибудь другой?

На стене, там, куда падали первые лучи солнца, доктор увидел надписи, выцарапанные узниками, сидевшими в камере до него. Присмотревшись повнимательнее, он обнаружил среди надписей две большие буквы М. М.

— Вот оно что, — проворчал про себя доктор. — Выходит, Мэтьюз Магг сидел именно здесь. Почему же он так гордится этим? Да, странно устроен наш мир.

Пока доктор был на свободе, никто не хотел кормить его без денег, а теперь, когда его заключили под стражу, ему дали каравай хлеба. Джон Дулиттл отломил от него кусочек и съел.

— Какой вкусный хлеб! — обрадовался он. — Очень мягкий и пышный. Надо бы спросить у тюремщика, где он покупает такой хлеб. Да и кровать здесь не самая плохая, — добавил он, ткнув кулаком в тюфяк. — Пора бы мне отдохнуть. Я уж и не помню, когда спал вволю.

Джон Дулиттл снял сюртук, свернул его, положил под голову вместо подушки и уснул.

Когда в то же утро начальник тюрьмы и высокого роста господин с седой шевелюрой вошли в камеру, то увидели «коварного и бессердечного убийцу» мирно спящим. Узник громко храпел.

— Так-так, — удивился седой господин, — с виду не скажешь, что он опасный преступник, не так ли?

— Ах, господин барон Пибоди, — ответил с сомнением в голосе начальник тюрьмы и покачал головой, — это еще одно свидетельство того, насколько лишены человеческих чувств закоренелые преступники. Неужели добропорядочный человек сможет спать спокойно после того, как утопит в море жену?

Барон Пибоди в ответ хмыкнул:

— Добропорядочный человек не станет топить свою жену. А теперь, пожалуйста, оставьте нас наедине на четверть часа.

— Как прикажете, господин барон, — ответил начальник тюрьмы и закрыл за собой дверь.

Седой господин подошел к кровати и долго вглядывался в спокойное лицо доктора. Затем положил ему руку на плечо и встряхнул спящего узника.

— Джон, — позвал он доктора по имени. — Джон, проснись!

Доктор открыл глаза, приподнялся и спросил охрипшим со сна голосом:

— Где я? Ах да, в тюрьме.

Он взглянул на стоявшего рядом господина и неожиданно улыбнулся.

— Боже мой, да это же Вильям Пибоди! — воскликнул он. — Здравствуй, Вильям. Что ты здесь делаешь?

— Это я должен спросить у тебя, что ты здесь делаешь, — возразил седой господин.

— Конечно, ты прав, — согласился Джон Дулиттл. — С нашей последней встречи минуло лет пятнадцать. Ты помнишь, как мы тогда с тобой крепко поссорились из-за охоты на лис? Ты все еще охотишься?

— Всего два раза в неделю, — ответил барон Пибоди. — Чаще не позволяет служба. Пять лет тому назад я стал мировым судьей.

— Ты так и остался варваром, — сурово произнес доктор. — Охоту на лис следует запретить раз и навсегда! Что бы ты ни говорил, но у лисы нет надежды на спасение. Вы науськиваете на одну лису дюжину гончих. Кто вам дал право травить кого-либо собаками? Лиса хочет жить так же, как и мы с тобой, а вы толпой садитесь ид лошадей и со сворой лающих собак гоняетесь за несчастным, беззащитным животным. Стыд и позор!

Барон Пибоди присел на кровать рядом с доктором, покачал головой и рассмеялся.

— Ты совсем не изменился и поешь все ту же песню. Где же это видано, Джон? Ты попал в тюрьму за убийство, а когда я прихожу к тебе, заводишь старый спор об охоте на лис! Мы знакомы с тобой со школьной скамьи. Тогда ты только начинал разглядывать своих любимых жуков в увеличительное стекло. Неужели тебе до сих пор букашки милее всего на свете? Выслушай меня. Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой о правах лисиц. Как я тебе уже сказал, я здешний мировой судья. Через час тебя приведут ко мне на допрос, и тебе придется отвечать. Поэтому я хочу, чтобы ты сейчас же открыл мне, в чем дело. Я случайно увидел твое имя в списке арестованных. Тебя обвиняют в убийстве жены. Какая чушь! Конечно, тебе некого было убивать, потому что только сумасшедшая женщина согласилась бы выйти за тебя замуж. У тебя никогда не было жены и не будет. Но стражники в один голос утверждают, что взяли тебя на месте преступления и видели собственными глазами, как ты бросил женщину в море. Это правда?

— Это была не женщина.

— А кто? Или что? — настойчиво допытывался мировой судья.

Доктор Дулиттл долго рассматривал свои башмаки, словно стеснялся, что они такие грязные и покрыты дорожной пылью, а затем принялся ерзать на кровати — как мальчишка, которого уличили во лжи. Наконец он открыл рот и выдавил из себя признание:

— Это была тюлениха. Ее держали в корыте с протухшей водой и заставляли показывать разные трюки в цирке. Я выкрал ее, переодел женщиной и помог добраться до моря. Теперь она уже на пути в Аляску. Ты не представляешь, сколько труда мне стоило доставить ее от Ашби до Кардиффа! Дрессировщик вместе с хозяином цирка искали ее повсюду, вот мне и пришлось нарядить тюлениху в плащ и шляпку. Но в ту минуту, когда я наконец-то отпустил ее в море, береговая стража заметила меня и арестовала. Не понимаю, что тут смешного.