— Владение инструментом? Вокал? Опыт игры в ВИА? — заученно пропела она.

Леон наискось, через пять граф решительно начертал «Вольные Ветра». После чего щелкнул своим четырехцветным шариковым монстром и вежливо улыбнулся слегка оторопевшей девушке. От этой улыбки у девчонок на танцплощадках замирали сердца, и они вдруг забывали и о своем кавалере, и о завтрашних «лабах» и курсовых.

— Вы — те самые «Ветры»? — робко спросила она. — Нет, правда?

— Ветры — это те, которых пускают, — солидно заметил Руслан, пустив в ход уже привычную фразу. — А ветра дуют сами.

И тут же без артподготовки перешел в атаку:

— А что вы делаете сегодня вечером?

Но девушка уже завороженно смотрела на Леона, а тот — на нее, спокойно и доброжелательно, не рисуясь и не форся.

— А «Две ступеньки» вы поете? — выдохнула она, позабыв о выстроившейся очереди. — И «Стеклышки предчувствий» тоже?

— Мы, — кивнул Леон. — Это, кстати, одна и та же песня.

И тут же поморщился.

— У нас в составе еще один человек, басист. Он просто пока запаздывает.

Актовый зал гудел и бурлил, словно птичий базар, где прочно угнездились самые разные собратья по перу.

Центр зала напоминал тихих и уморительно серьезных морских птиц — тупиков, а также чистиков, гагарок и кайр. Там обосновались новички: задумчивые и очкастые гитаристы-технари из микрорайонов; низкорослые духовики музыкальных школ, мало знакомые с нравами гитарного общества и репертуаром «Битлз»; составы из красных уголков заводской самодеятельности, изрядно напуганные и подавленные атмосферой и масштабом происходящего. Сидели плотно и смирно, изредка тихо переговариваясь и бросая завистливые взгляды на сцену. Некоторые судорожно вспоминали гармонию, обсуждали заранее, что играть, недоверчиво и ревниво посматривали на соседей.

Ближе к авансцене, на первых рядах подобно хлопотливым и шумным чайкам разместились рокеры, от души презиравшие ВИА. Явились они, будучи уверены, что тут сегодня набирают официальную рок-группу, поскольку лед уже давно тронулся и за железным занавесом не отсидеться. Одна половина «чаек» дружно приветствовало все только на английском, другая бешено рукоплескала самопальным песням, звучавшим по-русски. В первых рядах уважали многоголосье, длинные гитарные «запилы», пространные соло ударных и длинные вступления с тяжелыми концовками. «Чайки» весело галдели, ссорились, потихоньку глотали пиво и оттого хлопали громче и яростнее всех. «Тупики» и «кайры» косились на них осуждающе, но втихомолку отчаянно завидовали чаячьей раскованности и свободомыслию.

На задних рядах, на «камчатке», воцарилось племя длинноволосых хиппанов. Более всего они походили на старых попугаев из зоомагазинов, изрядно выцветших и немало потасканных жизнью и за хвосты, и за клювы. Попугаям не место на птичьем базаре, их дело — наблюдать жизнь свысока, из ветвей. Но сегодня, как ни странно, администрация зала не обращала на них никакого внимания, что растрогало длинноволосых джинсоманов необычайно.

Пиво и дешевый портвейн из разрисованной мешковины сумок лились рекой, однако культурно, не мешая выступающим «братишкам». Поэтому хиппаны относились с доброй симпатией ко всем без разбора, вне зависимости, что звучало со сцены, разухабистый бит, вязкий блюз или же патриотическая песня с грамотной вставкой из тяжелого рока. Вдобавок на «камчатке» сидели руководители других команд, пришедшие приглядеть толкового хлопчика на вокал или техничного гитариста. Хиппаны лениво пикировались с ними, то предлагая выйти и помахаться в туалете, то распить там же портвешка за жизнь.

И как полагается на всяком птичьем базаре изредка через зал, подобно хищным чайкам-поморникам, шествовали легендарные личности городского рок-н-ролла. Они даже внешне походили на пернатых разбойников: все сплошь в темном, с острыми носами, исполненные уверенности и понтов, в невообразимо вытертой джинсе. Порою эти живые легенды перекидывались друг с другом парой коротких, загадочных фраз. Но смысл этих слов, имен и звуков, оставался темным и тупикам, и кайрам, и даже попугаям, самые старые и битые из которых, в силу своей несъедобности, водили дружбу с древними и темными поморниками.

Большинство народа играло одни и те же песни — с трех-четырех пластинок советских ВИА плюс кое-что из «Битлз» и расхожие инструменталки. Это были либо «Дом восходящего солнца», с которого учился играть на гитаре каждый советский школьник, либо банальные рок-н-роллы на четыре аккорда, известные в музыкальной среде как «квадраты». Леон кивнул на прощание девушке, все еще взиравшей на него со всевозрастающим девичьим интересом, и они с Колей и Женьком отправились выбирать места в зале. Руслан с сожалением развел руками, шутовски поклонился и побежал догонять друзей. Начинались выступления пришедших уже готовых составов.

Справа от звукооператора сидел невысокий белобрысый человек в строгом черном костюме и галстуке, Аркадий Петрович Фирсов, руководитель будущего ансамбля. А рядом — сам «Харисон»!

Костя Харисов, известный в городе гитарист-виртуоз, принципиально не имел никаких дел с филармоническими ВИА и оттого прослыл правильным чуваком, удивительно ритмичным в отношениях со всеми. Костя иногда наклонялся к Аркадию Петровичу и что-то шептал ему, кивая на сцену. Фирсов кивал в ответ, отвечал, и так они общались. То, что «Харисон» был приглашен на это прослушивание в качестве официального эксперта по гитаристам, поднимало все действо на таинственную и увлекательную высоту, не имеющую ничего общего с обычными смотрами городской самодеятельности.