Домик батюшки имел в тот вечер особенно праздничный вид. Комната, в которой обычно совершалось богослужение, была полна больших белых хризантем.

Встретив нас, батюшка радостно сообщил, что хризантемы он получил как раз к этому дню. «Люди, которые везли их с юга, не знали, для какого торжества эти цветы предназначены», — сказал он. Хризантемы были теми цветами, к которым я почему-то с детства относилась с особенной нежностью. Находясь в Крыму в 6–летнем возрасте, я всегда целовала их на ночь, уходя из сада. Какие-то нити протягиваются через всю нашу жизнь, повсюду небо и земля соприкасаются неведомым нам образом.

Ужин был постный. Подавая к столу, монахиня (хозяйка дома) спросила у батюшки, налить ли ему масла в тарелку. «Не надо, — сказал он, — и Верочке, пожалуй, не надо».

Батюшка хотел, чтобы в тот вечер не было ни одного лишнего человека, и просил никого не приезжать. Случайно одна духовная дочь — М. Г. заехала по какому-то неотложному делу и так просила батюшку, чтобы он разрешил ей остаться, что батюшка уступил. Присутствие её оказалось очень желательным, так как она участвовала в пении.

О. Серафим решил разделить богослужение на две части: подготовительная часть должна была быть проведена с вечера, а совершение самого таинства было назначено на 4 часа утра.

Потом батюшка сказал, что мне надо исповедоваться. Исповедь была краткой. Я не умел а исповедоваться и даже ответы на те простые поставленные мне вопросы были почти подсказаны. Батюшка упомянул огрехах, неведомых мне самой или забытых, и дал мне разрешение.

«Как ты себя чувствуешь?» — спросила Тоня, когда вечерняя служба была уже окончена. «Хорошо», — ответила я. «Слава Богу», — сказала Тоня, точно с неё свалилась какая-то тяжесть.

Все легли спать. Я тотчас же уснула: так легко и спокойно было у меня на душе. Батюшка не спал, и когда я просыпалась ночью, к слышала за стеной часто повторяемые слова: «Боже, очисти мя грешного!…»

И если я чувствовала себя в эту ночь безмятежно, как младенец, то тот труд, который он брал на себя, не был крещением младенца, он, несомненно, ощущал и всю тяжесть тяготевших на моей душе за прошедшую жизнь грехов «вольных и невольных», «ведомых и неведомых», и тот хаос, который все ещё царил в ней, и ту борьбу враждебных сил, которая могла умолкнуть лишь под действием призываемой им благодати…

Меня разбудили в четвёртом часу утра.

Перед началом богослужения батюшка просил меня назвать имена тех людей, которых мне хотелось бы помянуть за литургией. «Они будут заочными участниками», — сказал он.

Богослужение, которое решил батюшка совершить в тот день, было необычным. Он соединил службу, совершаемую при крещении, со службою, посвящённой мученицам Вере, Надежде, Любови и матери их Софии.

Эго придавало всей службе особенный смысл. Здесь я впервые услышала чудесный тропарь: «Агница Твоя, Иисусе, Вера зовёт великим гласом: «Тебе, Женише мой, люблю и Тебе ищущи, страд альчествую…»

Глубочайшая связь между той и другой службой раскрывалась в словах: «сраспинаются и спогребаются крещению Твоему».

Батюшка делал все спокойно и просто, но с такой внутренней силой, которая казалась почти невероятной в человеке. Надо было только во всём, до мельчайших подробностей, исполнять его волю, как он исполнял волю Божию.

Ничто не было условностью. Внутреннее и внешнее сливались воедино. Так распускаются листья на деревьях, так приходят жизнь и смерть, так совершается всякое дело Божие на небе и на земле…

Батюшка попросил меня стать на колени, сложить крестообразно руки на груди и прочесть вслух Символ Веры.

После совершения таинства Крещения батюшка сам принёс приготовленную для меня новую одежду и сначала приложил её к образу Божией Матери, потом дал мне приложиться к ней и лишь после этого позволил надеть.

Этими действиями батюшка наглядно показал мне, что с этого момента весь мир для меня освящён, и всё, что я вижу и имею, я получаю вновь, как любовь Божией Матери.

После того, как я надела платье светло–голубого цвета, батюшка принёс два креста. «Вам хотелось иметь деревянный крест, — сказал он (я писала об этом желании Тоне четыре года назад), — это очень хорошее желание. Но я ещё раньше берег для вас этот крест. — Батюшка вынул при этом старинный серебряный крестик. — Он находился у нас на Солянке в алтаре. Деревянный крест, — он достал при этих словах небольшой деревянный крест с изображением распятия, — вы будете носить. Пока ваше крещение должно оставаться в тайне, можно его прикалывать. А тот, другой, пока спрячьте».