— Восхитительно, — шепнул в ответ герцог и обхватил губами сосок ее левой груди. Энн так и не поняла, к чему это относится: к ее имени или к соску.

Он с невероятной настойчивостью посасывал ее грудь, закрыв глаза с длинными черными ресницами, и это вызвало в ней невероятно сильные ощущения. Энн хотела быть бесстыдной, но вместо этого оцепенела и напряглась. Это уже не доставляло удовольствия, но она прикрыла глаза и терпела. Останавливать его нельзя, нельзя разрушать очарование. Ей нельзя сердить и раздражать его.

Он отпустил ее грудь, и Энн облегченно покачнулась, пока он не переместился к правой груди. Большая рука герцога обхватила ее снизу и стала нежно ласкать. Энн знала, что он хочет услышать доказательство того, что делает ей приятное. Она издала еще один запланированный стон, отлично подходивший к данной ситуации. Хриплый, с нотками удивления, как будто благодаря ему она испытала восторг, которого не знала прежде. И, по правде говоря, эта ласка была... приятной.

— Нравится? — Его светлость наградил Энн хриплым смешком.

— О да. — Ей хотелось, чтобы он думал, будто все, что он делает, превосходно. На розовых ореолах ее сосков блестела влага. Отделанный кружевом лиф платья был зажат между их телами, в тело Энн впивался корсет. — Вы хотите раздеть меня?

— В этом нет необходимости. — Герцог вздернул подбородок. — Шторы опущены? В комнате темно?

— Да. — Впервые за все это время Энн по-настоящему осмотрела его кабинет. Когда она приехала сюда, наняв экипаж на постоялом дворе в деревне, дом герцога удивил ее. Огромный особняк, симметричный и прочный, окруженный лужайками и лесами. Он очень напоминал дом, в котором она жила в детстве, дом, о котором она старалась теперь не думать.

Этот дом казался слишком скромным и простым для герцога, тем не менее в кабинете было полно симпатичных вещиц. У зашторенных окон на подставке, декорированной золотом, стоял глобус. Стены украшали огромные картины с изображенными на них лошадьми, здесь же стояли мягкие кожаные кресла с низкими спинками, уютные и располагающие к отдыху. Книги были повсюду: на полках, лежали стопками на столах, даже в креслах.

Это была любимая комната джентльмена. И было ужасно печально, что ее заполняли вещи, которые герцог больше не мог видеть.

— Я хочу овладеть тобой сзади, — резко произнес герцог. — На своем столе.

Что бы он ни пожелал, она должна соглашаться. Энн совсем не так представляла себе их первый раз, но противоречить не осмелилась.

— Хорошо. — Энн взяла его за руки, поднесла одну руку ко рту и, обхватив губами и призывно посасывая указательный палец герцога, стала отступать назад к большому блестящему столу у стены. Таким способом можно было вести его, пощадив его гордость. Когда ее ягодицы уперлись в гладкое полированное дерево, Энн остановилась. Герцог, обхватив ее руками, дотронулся до края стола.

— Повернись, — сказал он с той грубостью, которую придает голосу мужчины страсть. Многие девушки в борделе считали грубость возбуждающей. Им нравились мужчины, которые руководствовались чувствами. У Энн прежде таких не было, но сейчас она почувствовала облегчение. Его хриплый голос подтверждал, что она достигла поставленной цели. Герцог Марч сейчас должен овладеть ею.

— Конечно, ваша светлость, — промурлыкала она и оперлась руками о край стола. Герцог поднял юбки, и шелк заскользил по ногам Энн. Она собрала юбки перед собой и почувствовала, как рука герцога прошлась по ее обнаженным бедрам. Энн закрыла глаза и застонала, поскольку знала, что в тот момент, когда его пальцы коснулись ее плоти, она должна была застонать.

— О Боже, какая ты горячая, — пробормотал герцог. — И мягкая, как шелк.

Энн ждала, что он поспешит овладеть ею и напряглась, ожидая стремительного вторжения. Но он ласкал ее рукой и тыкался носом в шею, целуя ее. По позвоночнику Энн пробежал легкий трепет удовольствия. Это не совсем правильно. Почему он не хочет овладеть ею? Неужели он еще недостаточно готов? У Мадам Син мужчины редко прикасались к ней; в конце концов, они щедро платили, чтобы она хотела и была готова принять их без всякой прелюдии с их стороны.

Энн выгнула спину и потерлась о выступавшую напряженную плоть герцога. Это движение вызвало у него хриплый стон. Энн оглянулась и заметила, что дыхание у него участилось, вокруг рта залегли глубокие морщины. Он был явно возбужден, но ему требовалось больше.

Энн качнула бедрами, прижимаясь к нему ягодицами, но он обхватил ее бедра и остановил Энн.

— Нет, любовь моя. Пока нет. — Он снова сунул руку между бедер Энн и стал нежно ласкать ее плоть. Ни один мужчина не ласкал ее так медленно, не обращался с ней так бережно.