— Не знаю, моя ли это заслуга, — смутилась Энн. — Думаю, что здесь сказывается влияние времени...

— Тредуэлл так не думает. Кроме того, он признал, что это вы написали письмо моей матери.

Энн стала извиняться, но леди Кавендиш крепко сжала ее руки:

— Это письмо принесло матери необыкновенное облегчение и покой. Она так волновалась за Девона. Она боялась, что его раны намного серьезнее, чем она слышала от других, что шрамов у него гораздо больше, чем нам говорили, или что он очень болен или даже потерял рассудок.

Как раз этого герцог и боялся. Боялся, что сходит с ума.

— Когда Девон отправился на войну, мать почти перестала есть и спать. Она совсем исхудала. Ваше письмо так подбодрило ее, что сестрам удалось заставить ее поесть и она перестала сидеть взаперти у себя в комнате. Она много часов проводила в одиночестве, писала Девону письмо за письмом. Большую их часть она просто комкала или рвала на мелкие кусочки и сжигала. То, что вы сделали, просто здорово.

— С-спасибо. — Энн слышала стук собственного сердца. Внезапно она поняла, что ей придется заставить Девона поехать домой. Он должен навестить свою семью...

Но если он поедет, разрешит ли ей остаться здесь? Отпустит ли ее? Это не важно. Самое важное — воссоединить его с семьей, облегчить его боль и боль его матери.

— Что такое? — внимательно посмотрела на Энн леди Кавендиш. — У вас такой вид, словно вы спорите сами с собой.

— Нет-нет, ничего.

Энн поразила искренность и доброта сестры Девона. Светская леди должна либо быть в ужасе от нее, либо вести себя крайне высокомерно. Леди Кавендиш напомнила Энн о матери, которая всегда была вежливой, щедрой и доброй.

— Вы поможете мне в ситуации с моим мужем? Или я уже ничего не могу сделать, поскольку сама сейчас размером с экипаж и ничего миловидного во мне не осталось...

— Чепуха! — не сдержалась Энн и увидела, как вздрогнула графиня. — Вы... Вы поразительно красивы. Что же это за джентльмен, который не замечает необыкновенного очарования в женщине, носящей ребенка?

— Вы должны знать, что представляют собой мужчины, — криво усмехнулась графиня. — Наверное, мой муж рад, что у него родится ребенок, и, конечно, надеется, что это будет сын. Но у него есть желания, и он понимает, что больше не может приходить в мою постель, поэтому... Я думаю, он ходил к кому-то еще, — покраснев, выдавила леди Кавендиш. — Я не могу ни с кем говорить об этом. Девон — единственный, с кем я поделилась. Он пришел в такую ярость, что захотел подраться с моим мужем! Я хочу вернуть мужа обратно, забрать его из лап той ужасной вдовы, которая завлекла его.

— Вдовы? — Энн старалась следить за возбужденной речью графини.

Сестра Девона молча кивнула в ответ, и ее кудряшки подпрыгнули в такт. Потом она вдруг напряглась и положила руку на живот, на лице появилась гримаса боли.

— Что-то случилось? — вскочила Энн. — С вами все в порядке?

— Это... случается, — выдохнула леди Кавендиш. — Спазмы в животе. Он становится таким... твердым. — Она смотрела прямо перед собой, вид у нее был ошеломленный и немного испуганный.

— Когда я была моложе, — погладила ее по руке Энн, стараясь контролировать себя, чтобы случайно не сказать «в трущобах», — то несколько раз видела, как рожают. — Ее мать даже помогала нескольким роженицам, когда им пришлось ютиться в меблированных комнатах. — И я точно помню, что живот у женщины твердеет, когда приближается время родов. Одна из повитух называла это «тренировкой». Постарайтесь расслабиться и дышать.

— Расслабиться! — воскликнула леди Кавендиш с унылой улыбкой.

Энн понятия не имела, как говорить о процессе родов, не вызывая тревоги и не сообщая графине ничего непристойного. От тех, кто готовился к родам, она знала, что «тренировка» намного легче, чем сами роды.

— Думаю, вам очень скоро предстоит рожать, — осторожно заметила Энн. Она помнила, как некоторые женщины говорили, что «тренировочные» боли случаются совсем незадолго до родов. — Одно я знаю точно: никто не может угадать, когда родится ребенок. Это может случиться гораздо быстрее, чем предполагается...

— Но я не могу ехать домой! — Тяжело дыша, леди Кавендиш встала. — Там я только и думаю, где мой муж и не с той ли он женщиной...

— Пожалуйста, не надо расстраиваться. — Энн положила руку ей на плечо. — Итак, вы хотите соблазнить его, — начала она, чувствуя, что щеки уже стали пунцовыми. Она очень надеялась, что этот разговор отвлечет леди Кавендиш.

— Да. Но конечно, после того, как рожу ребенка. Я хочу знать все приемы, которые известны куртизанке. Я должна знать, что мне надо сделать, чтобы доставить ему удовольствие. Чтобы удержать его от встреч с другими женщинами.

Энн все время хотелось напомнить графине, что она — леди. Благовоспитанные леди вовсе не должны быть знакомы с приемами куртизанок. Пожалуй, именно по этой причине приличные леди должны избегать куртизанок и падших женщин. На тот случай, если у них появится соблазн задать вопросы и узнать о приемах соблазнения. Энн помнила некоторые сомнительные способы, которым ее научили проститутки в борделе Мадам. «Возьми плоть мужчины в рот, и он — твой. Или позволь ему овладеть тобой сзади и доставь ему бесконечное удовольствие. От воспитанных леди они этого не получают».