Наргроху подобное в голову не пришло. Прижав щитом девушку к стене, он яростно кромсал ее тесаком, уже не обращая внимания на то, что творилось вокруг. Из мрака появились новые руки, опутали его, пронзая спину и живот, разрывая внутренности. Другие схватили Даг-Стага, подняли его к потолку, смяли, с размаху ударили об пол. То, что осталось от Майры, стремительно поползло по стене вверх, к фонарям, оставляя на камнях кровавые полосы.

Скалогрыз спешно перезаряжал аркебузу, беспрерывно богохульствуя сквозь зубы. Гром-Шог замер посреди коридора, выставив перед собой топор. Вольфганг стоял рядом, не имея ни малейшего понятия, что нужно делать. Скипетр в его руках вряд ли годился в качестве оружия против возникнувшего из ниоткуда монстра, а исцелять было уже некого — чудовище не оставляло жертвам шанса.

Нелепым, уродливым пауком Майра ловко карабкалась от одного фонаря к другому, давя хрупкие стеклянные футляры, убивая свет. Пришла пора принимать решения.

— Назад! — крикнул рыцарь. — На лестницу! Там ему нас не достать!

Гром-Шог обернулся, мотнул головой — уходите, мол, а сам, испустив низкий, утробный рев, поднял топор и бросился во тьму.

— Стой! — рявкнул Вольфганг, но орк уже канул во мрак.

Рыцарь поднял с пола секиру Джонаса, рванулся следом. Гном что-то орал позади, а он не мог разобрать слов. Перепрыгнул через еще бьющегося в агонии Наргроха, чуть не споткнулся о его ощетинившийся клыками щит.

Вспышка молнии.

Гром-Шог на фоне черноты, занимающей теперь весь коридор. Больше ни ног, ни головы брата Логвина. Демон окончательно избавился от маски. Лишь руки. Щупальца. Пасти.

Тьма. Что-то тяжелое врезалось в плечо, отбросило к стене. Это Майра придавила его к полу, вцепилась ногтями в шею. Зубы клацнули возле глаз. Изрубленное, изувеченное лицо слишком близко, тошнотворный запах бьет в ноздри. Вольфганг ударил ее ногами, сбросил с себя, начал подниматься. Она тоже — и куда быстрее, чем он. Расчлененное тело, его части двигаются отдельно друг от друга, словно фрагменты раздавленной марионетки.

Отчаянным рывком он опередил ее, опустил секиру на черное щупальце монстра, присосавшееся к ее голове. Майра повалилась на камни. От прежней красоты не осталось и следа. Но скорбеть о ней он будет потом. Если переживет этот кошмар.

Раскат грома. Вспышка молнии.

Краем глаза Вольфганг успевает поймать образ: чудовищный водоворот когтистых конечностей, жадно раззявленных ртов, каменный топор, зеленокожее тело высоко над полом. Протяжный хриплый рык.

Тьма.

С секирой наперевес он поворачивается туда, лицом к ночи, к небытию, к безумию.

— Сюда, мразь! — Крик рвется изнутри, бурлящая ненависть зовет на бой саму смерть. — Сюда! Ко мне!

Вспышка молнии.

Коридор пуст. Голые каменные стены, разбитые фонари, порванный гобелен, полоса слизи на полу. Больше нет демона. Тишина оглушительно вибрирует в ушах.

Он бежит вперед, стараясь не поскользнуться. За спиной ритмично поскрипывают ногоступы Скалогрыза. Едва не наступает на каменный топор — древко сломано посередине.

В конце коридора лестница, такая же, как и с другой стороны.

На ступенях — Гром-Шог.

Роргар отпрыгивает назад, зажмуривается, отворачивается к стене. Роняет аркебузу и безмолвно, бесшумно сползает на пол, закрыв лицо руками.

Зеленокожий еще жив. Кровь пузырится на его губах, а в глазах еще пока теплится сознание. С такими ранами это почти невозможно, с ними не справится скипетр, не совладает даже кадило, с ними только одно имеет смысл — забвение, уход в тихую пустоту посмертия. Но он держится. Держится из последних, стремительно тающих сил, чтобы дождаться его. Вольфганга. Чтобы сказать.

Рыцарь наклоняется к орку. Гром-Шог скрипит зубами. Каждая секунда причиняет ему ужасную боль, каждое движение усиливает ее в десятки раз. Широко раздувая ноздри, он говорит:

— Тварь просила тебе передать…

Вольфганг зажмуривается, сдерживая подступающую к горлу тошноту.

И слушает.

— Да, господин рыцарь. Прошу за мной.

Снова вверх по древним ступеням, каждая из которых стерта в середине почти до уровня предыдущей. Сколько же поколений ходило по этим камням, проносило свои мысли, чаяния, мечты. Все они сгинули, растворились в прошлом, перестали иметь значение. Остались лишь сказки, легенды, песни. И книги. Именно ради книг он ведь шел сюда, разве нет? Пухлые фолианты, хранящие чужие жизни: записи о победах, поражениях, о проступках и наказаниях, о произнесенных речах и проглоченных обидах. Люди со всеми своими грехами и подвигами превратились в истории, запечатленные на пожелтевших страницах. Лишь эти страницы отделяют давно умерших от полного небытия.

Напишет ли кто-нибудь о них? О трех спутниках, всего за сутки успевших стать друзьями? О могучем зеленокожем дикаре по имени Гром-Шог Рваная Морда, который последовал за человеком, пытавшимся спасти брата, и пожертвовал собой, сражаясь с демоном? О том, как точно он мог предугадывать погоду и как ловко управлялся с лошадями? О том, как гордился своим каменным топором, хотя и старался этого не показывать?

Они похоронили всех ранним утром, еще до рассвета, лишь только прекратился дождь. Брат Мавиус убедил Харлана, Вольфганга и Скалогрыза в том, что лучше всего будет предать тела погибших очищающему жару того, что он называл «кровью цитадели».