Он не верил нам. Мы ушли, ничего не добившись.

Он даже не хотел разговаривать с Корнелией, потому что не верил в ее существование.

– Но мы можем привести ее сюда! – в почти полном отчаянии сказал я.

– Зачем? – Начальник милиции пожал плечами. – Вы же говорите, она не знает русского. А я не знаю латыни. Значит, разговаривать с ней мы все равно не сможем. А с вами я уже поговорил… Обучите ее русскому языку, потом приводите.

Подгонять Корнелию с изучением русского было не нужно. Она занималась почти целыми днями.

Как-то Корнелия сказала мне:

– Наверно, я уже достаточно знаю ваш язык, чтобы получить какую-нибудь работу. Как ты думаешь?

Я замялся. Я знал, что поступить на работу без паспорта невозможно.

– Любая работа у нас требует образования, – ответил я. – Нашего образования. Поэтому тебе надо будет учиться в нашей школе.

– Я могу поступить в школу сейчас?

Я отрицательно покачал головой.

– Сейчас рано. Ты еще плохо говоришь по-русски. Ты еще только учишься писать. Тебе нужно долго готовиться к школе. Кстати, ты учила когда-нибудь математику?

– Да. И в детстве, и на корабле Гао. Только по разному. Я училась на корабле Гао… И вот теперь надо снова…

К сожалению, я сам почти забыл математику.

Я мог предложить Корнелии только простейшие арифметические и алгебраические уравнения, простейшие теоремы.

Вначале я по привычке записал их арабскими цифрами. Потом мне показалось, что арабские Корнелия все еще знает нетвердо, и я выстроил рядом столбик – перевод арабских цифр в римские. Этот столбик Корнелия перечеркнула – перевод ей уже был не нужен. Но на уравнения и теоремы она сперва глядела непонимающими глазами. У нее даже слезы выступили от огорчения.

– Наверно, ваша математика слишком сложна, – сказала она. – Я не могу ее постичь… А Гао говорил, что у меня есть математические способности…

Мне стало невыносимо жалко ее.

– Давай разберемся, – сказал я. – Здесь же все очень просто…

Я стал объяснять ей значение «иксов», «игреков», «зетов», «альф», «бет», и «пи».

По мере того, как я говорил, ее лицо прояснялось.

– Оказывается, все дело в буквах! – наконец, обрадованно сказала она. – Это же на самом деле очень просто! Это для детей…

Она поставила над греческими буквами и над арабскими цифрами какие-то непонятные мне знаки и стала решать уравнения одно за другим – как семечки щелкала. Она писала ответы этими знаками и тут же переводила их на понятные мне буквы и цифры. Все было решено точно.

И теоремы она знала – только привыкла к другим обозначениям.

Я не мог продолжить этот необычный экзамен.

Я совсем забыл тригонометрию и никогда не изучал высшей математики. Но вечером этот экзамен продолжил Витька. И пришел в восторг от знаний Корнелии.

– Ей нужно только привыкнуть к нашим знакам, – сказал он. – И тогда она сдаст институтский курс играючи.

Корнелия решила привыкать. И среди других учебников в ее комнате стали появляться учебники математики – от арифметики для пятого класса и алгебры для шестого до аналитики и интегрального исчисления. Она умудрялась читать это все как-то вместе.

Через несколько дней она снова заговорила о работе.

– Когда я была девочкой, я любила выращивать цветы. Я их выращивала и на корабле Гао… Наверно, я могла бы выращивать их и в вашем городе… Вряд ли для этого требуется знать больше, чем я знаю…

Я обещал выяснить это.

И вот мы с Витькой сидим у директора городской оранжереи и рассказываем снова всю необычную историю Корнелии и просим дать ей какую-нибудь работу, несмотря на то, что у нее нет паспорта.

Директор – женщина. Немолодая, когда-то, видимо, очень красивая. У нее усталые глаза, седеющие каштановые волосы и немало морщин на лице. Она, в общем, приятная женщина, хотя и явно не верит нам.

Но она не хочет нас обижать. Она не говорит, что не верит.

Она говорит другое – обтекаемое: – Я с удовольствием помогла бы вам… Но у нас сейчас нет ни одного свободного места… При всем желании… Может, позже? Может, кто-нибудь уйдет?..

– А как мы узнаем это? – спрашивает Витька.

– Если вы оставите свои адреса и телефоны…

Она улыбается.

Витька мнется. Я понимаю его.

– Мой товарищ скоро уедет в командировку, – говорю я. – Надолго. Поэтому запишите, пожалуйста, мой адрес и мой рабочий телефон.

Она записывает, и мы прощаемся. И выходим с Витькой на улицу.

– Можно было бы, конечно, походить по паркам и скверам, говорит Витька. – Но, по-моему, там до весны дело мертвое…

Я согласен – не стоит терять время.