Когда кончился последний день работ, экипаж «Магеллана» собрался в ущелье, где была поставлена станция управления.

– Ну… боги, создающие весну… – излишне серьезно сказал Кар.

– Давай, – шумно выдохнул Таэл.

– Давать?

– Давай!

Дали сигнал.

Три сигнала ослепительно вспыхнули. Потом проступили на них горы и нагромождения льда, освещенные двумя или тремя солнцами.

Четвертый экран бесстрастно белел непрозрачной поверхностью.

– Мое, – сказал Снег.

Четвертое солнце не зажглось.

Не известно, что случилось. Вероятно, была нарушена система магнитных регуляторов. Может быть, достаточно было малейшего толчка, удара метеорита – песчинки, чтобы солнце вспыхнуло через несколько секунд. Но много ли шансов, что в ракету попадет метеорит?

– Что за беда? Останется ледяная шапка, как когда-то в Антарктиде… Черт возьми, а ведь получится даже здорово: снежное плоскогорье имени Снега! – воскликнул простодушный Ларсен.

– Получится великолепно, – сухо сказал Александр.

Все неловко замолчали. Никому, конечно, не могло прийти в голову, что Снег нарочно сделал неправильный расчет. Он и сам это понимал. Но нужно же было так случиться, что именно его подстерегла неудача!

– Я поднимусь на ракете и реактивной струей разобью систему регуляторов, – негромко и твердо сказал Снег, когда они вернулись на «Магеллан».

– Ложимся спать, – предложил Кар.

– Ларсен, считай! – крикнул Снег. – Я докажу, что это возможно.

– Лечь спать?

– Разбить сдерживающую систему регуляторов и успеть уйти.

Ларсен послушно сел за клавиатуру электронного мозга.

Александр диктовал.

– Видите, в принципе это возможно, – произнес он, когда расчет был закончен.

– В принципе… – проворчал Ларсен. – Не валяй дурака, ты сгоришь.

– Пойдем спать, Саша, – сказал Георгий. – Все не так уж плохо.

Но все понимали, что плохо. Очень плохо…

Они истратили две трети эзана. Только через две с половиной сотни лет астронавты вернутся на Землю. Вернутся ни с чем. К тому времени холод снова зажмет Снежную планету в ледяные тиски.

Когда-то еще снова прилетят сюда люди и зажгут атомные солнца? А ведь все было почти готово.

Если бы не случилось ошибки, экипаж «Магеллана» принес бы на землю известие о планете, которая пригодна для нормальной жизни.

Людям нужны такие планеты – форпосты человечества в бескрайней Вселенной, трамплины для новых, все более дальних прыжков.

Ночью их разбудил громкий сигнал вызова. Усиленный приемником голос Александра произнес:

– Я в ракете. Не сердитесь, ребята, надо попробовать.

– Саша, – осторожно сказал Георгий, – мы все просим: не надо. Черт с ней, с этой планетой. Вспомни Землю.

– Ничего не случится.

– Ты сгоришь.

– Нет.

– Снег! Я приказываю вернуться! – крикнул Кар.

– Не сердись. Кар… Но все-таки я капитан.

– Ты же сам хотел, чтобы планета осталась подо льдом, – робко сказал Ларсен.

Было слышно, как Александр усмехнулся:

– Это Кар виноват. Он хорошо рассказал об океане… о водопадах, островах. А я художник. Мне захотелось написать это.

Кар тихо выругался.

– Включи видеофон, – попросил Таэл. Снег включил. Все увидели на экране его лицо. Он насвистывал что-то, склонившись над доской управления.

Кажется, был спокоен.

– Будь осторожен, – сказал Георгий. Снег кивнул, продолжая свистеть.

– Перед самым возвращением на Землю! Зачем ты это делаешь? – с отчаянием сказал Кар. – А вдруг оно вспыхнет сразу?

– Ты же знаешь… Надо как-то… до конца.

Гул двигателя прервал разговор. Изображение качнулось, затем стало видно лицо Александра, искаженное перегрузкой. Потом ускорение исчезло, и скорость стала падать. На большой скорости Александр не мог развернуть ракету и ударить реактивной струей по регуляторам. Все молчали.

Все не видели ничего, кроме напряженного лица Александра. Так было до того мгновения, когда экран залила ослепительная белая вспышка…

– Как же тебе удалось спастись? – спросил я Александра. Он взглянул исподлобья.

– В том-то и дело… Меня зовут Георгий Рогов. Снег погиб.

– Ты понимаешь, что мы почувствовали, когда лоцман передал нам о мальчике? На Земле отчаянно ждал брата маленький человек. Тебе, может быть, трудно понять. Но нам, столько лет не видевшим Земли и людей, были хорошо знакомы тоска и ожидание. Особенно тяжело, знаешь, что при встрече не увидишь ни одного знакомого лица. Триста лет… Даже имен не разыщешь. И вдруг – брат… Мы понимали мальчика, его тоску по родному человеку. И очень трудно было сказать правду. Невозможно.