— Ты не смеешь ее бить, это дочка Дубровинского! — слабо пискнул Влад.

— А мне плевать, чья она дочка! — расхохоталась Лидия, продолжая орудовать теннисной ракеткой.

— Ты не поняла, — втолковывал Влад, продолжая уворачиваться от ударов, — ее отец…

— Не смей, Вовка! — теперь закричала девица. — Заткнись!

— А мне плевать, что ее отец Дубровский. Да хоть сам Пушкин!

— Дубровинский, дура! — опрометчиво поправил Влад и чуть было не упал с перебитым позвоночником.

Девушка, презрительно надув губы, продолжала одеваться. Через полминуты хлопнула как выстрел входная дверь — она ушла.

Тогда Лидия, отшвырнув ракетку в сторону, бессильно плюхнулась на кровать.

— Ты думай, кого лупить-то, — видя, что опасность миновала, втолковывал ей Владик. — Шлюху с Тверского можно огреть, но это же Лиза, она…

— Она и есть шлюха. — Лидия уставилась остановившимися глазами в пол.

— Она не шлюха, — почти шепотом произнес Владик, натягивая на ноги шикарно потертые джинсы. — У нее папа — Дубровинский. Ты пойми, не мог же я ей отказать, когда она сама на меня полезла…

— Сама? — не поверила Лидия.

— Конечно сама, — заверил ее Влад. — Не думаешь же ты, что после тебя я мог клюнуть на такую…

Влад несмело приблизился к ней и осторожно притронулся к плечу:

— Ну что ты, киска… Я тебя люблю… Ты у меня такая прелесть… Да ты лучше нее в сто раз… У тебя такая грудь…

Опытная рука скользнула в вырез обтягивающего костюма. Лидия неподвижно сидела на кровати, точно превратившись в каменный идол с острова Пасхи.

— Ты у меня такая… О!.. У тебя такие губки. — Горячий слюнявый рот со знакомым запахом мятной жвачки на миг перекрыл ей доступ кислорода. — У тебя такие стройные ножки… Талия… Бедра…

Вот насчет бедер-то не надо было врать! Уж что-что, а о своих бедрах Лидия знала абсолютно все и сражалась с ними не один год, кочуя из одной косметической клиники в другую, от одного спортивного тренера к более опытному. К тому, который, по отзывам знакомых дам, творит с женскими бедрами просто чудеса.

Неосторожное замечание Влада отрезвило Лидию. Она оттолкнула умелые руки, уже начавшие раздевать ее, но, намахавшись ракеткой, сил сопротивляться у нее не осталось.

— У тебя такие роскошные плечи, — шептал знакомый бархатный голос, — у тебя такие…

Но этот бархатный голос манил обещаниями, которые не мог выполнить. Очутившись в объятиях коварного обманщика, Лидия убедилась, что его энтузиазм носит исключительно демонстративный характер. То, что вот уже три года привычно и послушно вздымалось под ее рукой, напоминало больше висящую вниз головой дохлую мышь, чем то, что оно должно было, по идее, напоминать.

Она все поняла. Она больше не нравится ему, она не возбуждает его — вот в чем причина. Пусть бы он не любил, а только делал вид, что любит, она бы его простила. Но даже делать вид он уже не в состоянии. Лидия поднялась и молча начала одеваться.

Понимая причину ее разочарования, Влад принялся смущенно извиняться:

— Прости, ты же понимаешь, я ведь только что… — На самом деле они с дочкой Дубровинского делали это не только «только что», но и с самого утра. — Кроме того, ты меня так напугала… Я же чувствительный такой, ты же знаешь… Ну Лида, ну крошка, останься… Ну пожалуйста… Ну через полчасика опять попробуем… Ну киска…

— Меня ждет шофер, — отрезала Лида. — Мне нужно на массаж.

Радостный огонек на долю секунды промелькнул в бесстыжих глазах Влада, и Лидия его заметила.

— Завтра придешь? — заискивая, заглядывал ей в глаза Влад, надевая ей на плечи пальто. — Киска, приходи, я так тебя люблю… Ты у меня такая красивая…

Опытная рука вновь проворно шмыгнула в вырез костюма.

Но Лидия больше не верила этой опытной руке.

Еще меньше она верила его словам…

Навевая сон, мерно гудели двигатели «Ту-134». Тяжелая дрема навалилась на Игоря Стеценко, заливая глаза чернильной темнотой. В голове офицера крутились бессвязные обрывки мыслей. Перед глазами упорно вставал старик с клюкой и звучали в ушах его слова: «Воскресни с Ним, и ты забудешь, что на тебе кровь!» А то Игорю начинало казаться, что двигатели самолета заглохли и опять повторяется недавняя история с посадкой в тайге. Ему чудилось, что он снова бредет по лесу, по колено увязая в снегу. И тут вдруг он видел свой ботинок, испачканный кровавым месивом, и лихорадочно начинал вытирать его о траву…