Все так у нас и шло вроде нормально, в дневнике у Кати были по-прежнему хорошие оценки, немного она стала грубить мне и няне, я ее отчитывала за это, а она смотрела в сторону, но на какое-то время грубить переставала. А потом я пришла на родительское собрание, и наша прекрасная Алла Натановна (классная руководительница) попросила меня остаться для конфиденциального разговора. Он состоялся. До этого на всех родительских собраниях, когда я спрашивала, какие проблемы у Кати, классная только на меня рукой махала: «Идите! Катя – мечта учителя!» А тогда очень обеспокоенно А.Н. сказала мне, что дочь моя очень изменилась, что ее не узнать, что она начала просто хамить учителям и ругаться громко матом на переменах. И курить. Вот это и было мое кораблекрушение. «Но ведь оценки у нее хорошие…» – «Ах, Татьяна Анатольевна, поверьте, это по инерции, скоро и это кончится, она не занимается». Меня затрясло. И главное, я совсем не понимала, что делать. Я как-то, начитавшись Спока, была твердо убеждена, что личность ребенка надо уважать, это была, так сказать, моя педагогическая доктрина, а как уважать курящую и ругающуюся дочь, я не очень понимала. Надо было что-то предпринимать. А что? Папа тоже не смог мне ничего подсказать, тоже впал в панику. А объяснялось все очень просто. В ее любимой «Академии» на осенних каникулах не нашлось девочек Катиного возраста, и Катю определили в старшую группу, к девочкам 15–16 лет, вот они ей и рассказали, что такое настоящая жизнь…

Дальше ужасы переходняка я описывать не буду, кто это прошел, тот сам знает, а кому это предстоит… Тому могу только посочувствовать. Я просто поняла, что переходный период – он не только для детей, он и для родителей тоже. В то время я часто стала вспоминать свою маму и понимать, сколько ей, бедной, от меня досталось! У меня ведь тоже был несладкий переходняк. Я, помню, неделями не разговаривала с родителями без всяких видимых причин, я их не принимала, мне ничего в них не нравилось. Так стыдно теперь, и к этому стыду меня привела Катя со своим переходным возрастом.

А потом, дети – сложные существа, не поймешь, что у них там в их головах. Помню, моя пятилетняя Катя вдруг заявила, что поняла, кем хочет быть, когда вырастет. Я обрадовалась, что моя дочь так рано определилась со своим призванием, и готова была заранее ей во всем помогать. «Я хочу быть солдатом», – заявила совершенно серьезно моя дочь. Это меня несколько обескуражило, но я сказала, что солдатом, может, и не стоит, но в армии сейчас много интересных профессий для женщин. Солдатская тема мучила мою дочь несколько недель, она интересовалась, дадут ли ей пистолет, будет ли у нее форма и т.п. Но все это как-то она безрадостно расспрашивала, с какой-то печалью. А через месяц вдруг мне также печально призналась: «Я ведь почему в армию решила… Я хочу выйти замуж за солдата…» Тут уж я совсем обомлела. Но сказала, что как сложится, так и сложится, в принципе я ничего против не имею. Дочь облегченно вздохнула и немного успокоилась. А я рассказала своим подругам о выборе Кати, и мы много смеялись, нам это смешным казалось. Да и потом часто рассказывала этот случай как анекдот. А вот только недавно взрослая Катя мне раскрыла свою тайну, когда я, опять смеясь, вспомнила, как она хотела замуж за солдата. «Я ведь тогда мультфильм посмотрела про Стойкого оловянного солдатика. И мне так стало жалко его невыносимо, когда он расплавился. Он такой несчастный был. Я даже плакала ночью и решила, что все сделаю для какого-нибудь солдата, чтобы он не был несчастным и не расплавился». Вот. И она не смеялась, когда вспоминала.

Так что родители могут и не подозревать, что обидели чем-то ребенка. И честно скажу, Кате было за что на меня обижаться, я далеко не ангел, но… Боже! Какое счастье, что он прошел, этот период! А недавно моя очень умная подруга объяснила, что такие переходные периоды необходимы в развитии подростка. «Если подросток его не проходит, то во взрослой жизни ему грозит шизофрения», – заявила она мне, и я как-то внутренне перекрестилась, что Кате такая напасть вроде не должна угрожать. А то, что я сама практически стала шизофреничкой после «необходимого подросткового бунта», – это вроде и ничего… Тем более наш бунт был трагический, он осложнился «чумой 21-го века» – анорексией.

Но об этом в другой раз. Если с силами соберусь, уж больно страшная тема. Но одно я могу заявить твердо: поговорка или народная мудрость, что внуки отомстят своим родителям за страдания и обиды бабушек и дедушек, абсолютно верна. Хотя я, конечно, не хочу никакой мести своей любимой дочери и неизвестно, дождусь ли внуков, я же ее поздно родила, мне лет уже много. А на мой недавний намек, что, мол, и про деток надо думать, моя 18-летняя дочь сделала такое лицо, что мне не хватит слов и умения его описать. А потом закричала: «Хитрая какая! Сама, значит, меня в 37 родила, а я ей – внуков поскорее! Нет уж!» Я и закруглилась с этой темой. Но так завидую своим подругам, которые, сюсюкая, рассказывают, «какая чудесная и смешная Евочка, Мишаня, Стеша…» и т.д. Тоже хочу сюсюкать, но тут уж как сложится…

Долго думала, писать про анорексию или нет. Вспоминать про это не хочется, уж очень гибельный период был! Тогда я впервые поняла, что могу потерять дочь. Началось все как обычно, мою девочку стали обзывать в школе – и не «толстой коровой», а сразу «жирной свиньей». Она действительно была крупновата и питалась в основном макаронами и шоколадками, заставить съесть ее кусок мяса или рыбы было практически невозможно.

У нее вообще сложные отношения с едой были. Поскольку она много болела и имела аллергию практически на все, то много лет она сидела на жесточайшей диете, достаточно сказать, что мороженое она впервые попробовала в пять лет, а шоколад и того позже. И тогда же она наотрез отказалась есть мясо по идейным соображениям: не желала есть животных.

«Вот представь себе, что ты заяц, скачешь, а прибегает волк и сжирает тебя! Здорово тебе будет? Здорово?» – и плакала. Я что-то пыталась говорить про то, что, мол, так устроено, что человечество придумало животноводство не случайно, что без мяса никак нельзя развивающемуся организму, но в ответ слышала тот же горестный плач про зайца. Я отстала от нее, но при этом молока ей было нельзя, рыбу она не любила. Накормить ее было сущей морокой.

Так и пошло у нас с едой и дальше через пень-колоду. Ну а в подростковом периоде она стала совсем уже полный L-размер. Я пыталась ей намекать, что хватит есть макароны и булки, что хорошо бы сесть на диету и немного сбросить вес, но опять были обиды и крики: «Как ты можешь, мама! В школе надо мной все смеются, и ты опять про мою толстоту! Я не могу больше этого слышать!» – и опять слезы. Я беспомощно ждала развития событий. Видно, после «жирной свиньи» она и решила худеть. Сначала я очень радовалась и гордилась ее силой воли и всем подругам рассказывала, какая она молодец.

Но потом на стенах ее комнаты появились фото худющих манекенщиц, а Катя объявила, что она обожает «анорексично-наркоманский стиль». Только стиль. Я насторожилась, но было много проблем в связи с ее переходным возрастом, как-то все сразу на нас набросилось. Зато она стала такой стройной, такой симпатичной! Только сказала, что и дальше будет худеть, до каких-то там намеченных ею килограммов, цифра была вменяемая, и я не очень обеспокоилась.

Кончилось-то ее похудение очень плохо: вожделенные килограммы были достигнуты, а есть она совсем перестала. Одно яблоко в день, немного сока и кофе. И размер у нее стал XS (и тот был великоват).