— А если аббатиса еще жива?!! — возмутился О`Ларри.

— Бросьте, Брендан, живые так не лежат. — отмахнулся старший инспектор. — А отчего полагаете, что зарезана, Вильк, а не, например, ей размозжили голову?

— Тогда бы, при всем моем почтении, и вимпл и корнетт пропитались бы кровью, а видимые из-за стола край платка и шляпы сухи и белы. — ответил я.

— Резонно. — кивнул старший инспектор и развернулся к даггеротиписту, вместе с ассистентом устанавливающему свой аппарат для снимков на треногу. — Мистер О`Кучкинс, долго вы еще? Полагаю, дам надо бы вынести на воздух.

— Непременно надо. — раздался голос за моей спиной.

Я резко развернулся, и узрел средних лет джентльмена, с небольшими аккуратными, слегка рыжеватыми усиками, какие часто носят кавалеристы, облаченного в распахнутое кремовое пальто поверх темного костюма в мелкую полоску и котелок. В левой руке мужчина держал пухлый кожаный саквояж с блестящими ручками.

— Уоткинс? — воскликнул Ланиган. — Что вы здесь делаете?

— Странный вопрос, инспектор. — с огромным внутренним достоинством ответил тот. — Я доктор, и мой долг оказать помощь этим несчастным. А поскольку мой дом находится в непосредственной близости от обители, неудивительно, что сестры обратились за помощью именно ко мне. А теперь позвольте приступить к моим обязанностям.

— Как только будет сделан даггеротипический снимок — пожалуйста, а покуда прошу вас не загораживать дверной проем. Долго вы еще О`Кучкинс?

— Уже все. — пропыхтел тот, критически осматривая свой аппарат. — Готов снимать.

— Помилуйте, господа, но ведь даггеротипия занимает до получаса! — возмутился доктор Уоткинс. — А если леди умрут за это время? Мне непременно надобно их сейчас же осмотреть!

О`Ларри, до того внимательно вглядывавшийся в лицо одной из пострадавших, подошел к старшему инспектору и что-то шепнул ему на ухо.

— Вот как? — недовольно буркнул он. — Ладно, снимем общий план уже без тел. Хорошо, осматривайте их, но ничего, — слышите меня? — ничего не трогайте. Мы покуда быстро обведем тела, и зафиксируем на пластине так.

Ланиган извлек из кармана пиджака кусок мела.

Доктор, не удостоив старшего инспектора ответом, стремительно подошел к лежащей у входа леди, пощупал ей пульс, оттянул веко и нахмурился.

— Констебль, — обратился он ко мне, не обращая внимания на возящихся внутри дома и негромко переговаривающихся инспекторов, — это вы первый прибыли на место трагедии?

— Да, сэр. — со всей возможной учтивостью ответил я.

— Вы проверяли пульс у этих леди, когда явились сюда?

— Только у этой. Осмелюсь сообщить, он тогда был сильнее, чем две минуты назад, когда я проверил его вновь.

— Ничего удивительного в этом не вижу… — пробормотал тот, поднимаясь с колен. — Мистер Ланиган, поторопитесь. У этих леди сильнейшее отравление неким токсином.

— Отравление? — чертивший мелом силуэт вокруг тела старший инспектор резко разогнулся. — Будете делать промывание?

— Скорее всего. — кивнул тот. — Хотя яд мог проникнуть в их организмы и другим путем. Помните то дело, когда опекун травил свою подопечную парами ртути, инспектор?

— Как же, как же. — старший инспектор с подозрением покосился на жаровню, где все еще тлели благовония и принюхался. — Вы полагаете?..

— Вполне возможно. — ответил доктор. — Потому предлагаю немедленно вынести всех леди из комнаты, да и самим покинуть помещение, дабы избежать возможного отравления.

— Всех нужды нет. — ответил мистер Ланиган. — Бедной матери Лукреции вы ничем уже не поможете — нож прямиком в сердце. Но прочих… Констебль, помогите-ка нам.

Вытянув через дверной проем лежащую у порога леди, и оставив ее на попечении мистера Уоткинса, я, с трудом протиснувшись в ярко освещенный через окна домик, стараясь при том не дышать, споро подхватывал лежащих на полу дам, переносил их к выходу, и передавал их с рук на руки инспекторам и даггеротипистам. Те, в свою очередь, препоручали их подтянувшимся за это время констеблям, и я слышал, как доктор велел немедленно доставить их к нему на дом, на улицу Архитектора Бейкера, дом 221-б.

Бросил я взгляд и на покойную мать-настоятельницу, которую мне велено было не трогать. Как и сказал старший инспектор, она была жестоко зарезана, и кинжал, с каким-то непривычным кругляком на месте перекрестья, так и остался у нее в груди, будучи воткнут в тело почти по самую рукоять.

Лицо несчастной было ужасно — боль, страх, отчаяние были отражены на нем, и застыли теперь, навеки, посмертной маской. Изумрудно-зеленые глаза этой, еще достаточно молодой женщины, были широко распахнуты, рот приоткрыт в беззвучном крике, и тонкая струйка слюны, вытекшая из его уголка, нынче уже подсохшая, оставила потек на щеке. Некрасивая это штука, смерть, доложу я вам. Особенно когда молодых и красивых леди убивают, это вот мне неприятно вдвойне.

А уж что за изверг на монахиню руку мог поднять, что ж за черное у такого душегуба сердце, этого я и вовсе никогда не уразумею.