Результаты не замедлили сказаться. В начале 2013 г. в обновленной версии прогноза компании British Petroleum (ВР) отмечалось, что в 2013 г. США обгонят Саудовскую Аравию и Россию, выйдя на первое место в мире по объемам производства жидких углеводородов и биотоплива [181] . По итогам первой половины 2013 г. Америка впервые с начала 1980-х гг. обогнала Россию по объему добычи природного газа: в январе – июле 2013 г. в США было добыто примерно 493,8 млрд кубометров, тогда как у нас (по данным Минэнерго России) за первые семь месяцев 2013 г. – 383,6 млрд кубометров [182] .

За 2008–2013 гг. США почти в два раза снизили внутреннюю цену на газ, в том числе за счет наращивания собственного производства, включая промышленную добычу «нетрадиционных» энергоносителей, чем серьезно поддержали свою промышленность. Сегодня цена газа для российской промышленности выше, чем для промышленности США. В 2012 г., согласно расчетам ведущего мирового центра информации и аналитики компании IHS, сланцевый бум позволил средней американской семье сэкономить до 1,2 тыс. долл. за счет более низких счетов за энергию и уменьшения цен на товары и услуги. Предполагается, что к 2015 г. этот показатель вырастет до 2 тыс. долл., а к 2025 г. – до 3,5 тыс. долл. До 2025 г. американская нефтехимическая отрасль получит благодаря сланцевому буму до 100 млрд долл. новых инвестиций, в отрасли будет создано дополнительно 300 тыс. рабочих мест, а промышленное производство увеличится на 328 млрд долл. [183] . Добавлю, что приоритет в газовом экспорте (заявительный, а не разрешительный порядок) будет отдан странам, с которыми США имеют договоры о свободной торговле (FTA), – в этом, возможно, главная причина создания зоны свободной торговли между США и ЕС [184] .

Судостроительная лихорадка – еще один эффект от энергетической революции в США и Канаде. Рост добычи нефти в США снизил расходы на нефтепереработку (США стали нетто-экспортером нефтепродуктов, но не сырой нефти, еще в 2011 г.). В июле 2013 г. экспорт продукции американских НПЗ составил 3,8 млн баррелей в день, что почти на две трети превышает показатели 2010 г. В ближайшие три года среднегодовой рост спроса на танкеры для перевозки нефтепродуктов составит 7 %. Для сравнения: спрос на танкеры, перевозящие сырую нефть, скорее всего, упадет на 1,5 % [185] .

Дополнительные аргументы в пользу реальности Форсайт-прогноза: в 2014–2015 гг. спуск на воду на судостроительных верфях танкеров, предназначенных для транспортировки из США сжиженного природного газа; объявленная в 2013 г. приостановка ввода в эксплуатацию новых газовых месторождений на Ближнем Востоке, прежде всего в Катаре; начало в 2014–2016 гг. промышленной добычи сланцевого газа на месторождениях в Австралии, Европе и Китае. По оценке аналитиков компании Halliburton, сделанной ими в 2010 г., наибольшие запасы сланцевого газа зафиксированы как раз в Северной Америке (в США и Канаде) – 23,8 % общемировых, – а также в Китае и некоторых других государствах Центральной Азии (21,9 %) и в Австралии (16,3 %). Значительные запасы также обнаружены в ряде стран СНГ, прежде всего на Украине – 3,9 %.

Напомню: представленные выводы были опубликованы в «Новой газете» в 2010 г., а основой для них послужили Форсайт-исследования, проведенные несколькими годами ранее.

В упомянутой публикации рассматривались и другие направления прорывных технологий, несущие потенциальную угрозу для России: потеря части мирового рынка оружия, утрата ведущих позиций в сфере «мирного» атома, поражение в сфере нанотехнологий. С другой стороны, выкладки были представлены исключительно по итогам иностранных исследований, а осведомленность зарубежных специалистов в отношении российских технологических нововведений представляется спорной. В конце концов, учитывая исторически свойственную закрытость некоторых сфер российской экономики, можно предположить наличие у России симметричных ответов.

Есть, однако, один раздел, о котором нужно поговорить особо. Это «Кардинальные социальные изменения», а именно: «революционная трансформация существующей системы образования (2015–2020 гг.), нарастание демографического кризиса и связанный с этим рост трудовой миграции (2016–2020 гг.), вступление во «взрослую» жизнь поколения, лишенного имперской ментальности и идеологического догматизма (2010–2020 гг.)».

Уже по итогам 2013 г. можно смело констатировать, что в социальной конкурентоспособности Россия проиграла. В мире все большее развитие получает разделение системы образования на «креативную» и «компетентностную». И если еще несколько лет назад в российском обществе была широко распространена «страусиная» точка зрения, будто образованное молодое поколение – это главный и чуть ли не единственный козырь России в мировой технологической гонке, то в последнее время псевдоромантиков что-то не слышно.

Российские вузы – основа интеллектуальной безопасности страны – превратились либо в почетную синекуру для отставных чиновников и функционеров, либо в площадку для извлечения коррупционных доходов, либо в феодальные владения, где власть передается по наследству, а профессорско-преподавательский состав и учащиеся выступают в роли поденщиков. И лишь от случая к случаю (когда речь заходит об очередном претенденте на Нобелевскую премию с российскими образовательными корнями, о международных образовательных рейтингах, где позиции России год от года ухудшаются, или о получении бессмысленных государственных грантов) российская высшая школа вспоминает о своем базовом предназначении – развивать творческие навыки и обеспечивать трансферт компетенций. Катастрофа российского образования очевидна, кажется, всем – вот почему растрату национального интеллекта нужно считать преступлением против общества.

Проиллюстрируем интеллектуальную деградацию на примере одного из немногих российских Форсайт-исследований в области инноваций, проведенных одним Национальным исследовательским университетом, хобби руководства которого (помимо обильной раздачи либеральных советов) – коллекционирование зданий в центре Москвы [186] .

По мнению российских Форсайт-умельцев, в энергетической отрасли наши инноваторы работают над технологиями математического моделирования реакторов (здесь и далее выделено мной. – Н.К.), разработки виртуальных энергоблоков и тренажеров, срок достижения результатов по которым – 2014 г. В системе медицинской профилактики мы, оказывается, трудимся над технологией выявления особенностей структуры заболеваний населения страны (2015 г.), а в направлении рационального природопользования – над комплексным мониторингом потребления воды и содержания в ней загрязняющих веществ (2017 г.). Вчитайтесь, вчитайтесь: во всем мире полным ходом идет практическая реализация подобных проектов, а мы все моделируем.